– Что же все-таки случилось? И как внутрь батисферы попала вода? В чем дело?

– Очевидно, оборвался главный шланг. Через него в «Наутилус» поступали воздух и электроэнергия, – то, что необходимо для людей и приборов.

– Почему же тогда до сих пор горит свет?

– На случай аварийной ситуации на борту имеется резервный аккумулятор, но его хватит ненадолго. Необходимо как можно скорее выяснить, что произошло, и исправить поломку!

Рембо уже приник к приборам на пульте управления. Задорный хохолок на его затылке промок, как и все остальное на нем, и слипся темными прядками. Очки конструктора запотели.

– Спаси нас Господь, но мы продолжаем погружаться! – наконец с нескрываемым ужасом произнес он. – Сейчас мы на глубине семидесяти метров, и конца этому пока не предвидится.

– Какова скорость погружения? – спросил Гумбольдт.

– Чуть больше метра в секунду.

– А глубина моря в этой точке? – произнося это, Гумбольдт одновременно отстегивал ремни.

– Точно не могу сказать. Более двухсот метров, возможно, даже и триста. В этом месте сонар постоянно испытывал какие-то помехи.

– Проклятье!

Оскар испуганно переводил взгляд с инженера на Гумбольдта и обратно.

– Что это значит? Мы тонем? Трос оборвался?

– Исключено, – решительно возразил Рембо. – Трос изготовлен из самой высококачественной стали и испытан на разрыв. Он выдерживает более двадцати пяти тонн.

– Но что же все-таки случилось? – Оскара охватила паника. Здесь, внизу, было холодно, ужасно холодно, а резко возросшее давление в кабине, казалось, вот-вот разорвет барабанные перепонки.

– Сейчас не время ломать над этим голову, – отрезал Рембо. – Возможно, по недосмотру сработало устройство, которое удерживает трос на блоках батисферы, хотя, с моей точки зрения, это просто невероятно. Для этого надо одновременно нажать несколько кнопок на пульте управления паровой лебедки и перевести главный рычаг в переднее положение. Человек в здравом уме так ошибиться не может, а Франсуа – опытнейший оператор.

– Может быть, дело вовсе не в ошибке. – Губы ученого сжались так, что рот стал похож на лезвие. В желтом свете аварийного светильника черты его лица казались неестественно резкими.

– Не в ошибке? Что вы имеете в виду, мсье?

Гумбольдт коротко взглянул на инженера.

– Помните ли вы, что я рассказывал вам о покушениях на нас в Афинах и Париже? О странном преследователе на автомобиле?

– Вы полагаете, что и это может оказаться покушением на вашу жизнь? – В глазах Рембо появилось сомнение. – Но как этот человек мог попасть на борт «Калипсо»? – Он упрямо набычился. – Нет, я убежден, что в данном случае ошибаетесь именно вы, мсье Гумбольдт!

– Прошу прощения, но сейчас это не имеет ни малейшего значения, – вмешалась Океания, не отрывая взгляда широко открытых глаз от шкал приборов. – У нас другие, гораздо более насущные проблемы. «Наутилус» тонет, и мы ничего не можем с этим поделать.

Спорщики умолкли и прислушались. Потрескивание внешней оболочки батисферы явно усиливалось. Снаружи доносились скрежет и визг металла, похожие на вопли погибающего животного.

– Давление растет, – вполголоса произнес Гумбольдт. – Каков верхний предел для внешней оболочки?

– Восемьдесят метров, от силы сто, – ответила Океания. – Мы с отцом совершенно не предполагали, что «Наутилусу» придется опускаться до предельно допустимых глубин.