Последняя фраза была жирно подчеркнута красным карандашом, но не она поначалу привлекла внимание Андрея. Он был ошеломлен и несколько раз перечитал короткие отрывистые записи. Неужто через какие-то четыре часа он должен выступать на научном семинаре по диф. игр. (кстати, что это такое?!). И кто они, эти Родичев, Минелли и Алла?

Книга тут же прояснила ситуацию, отослав его к солидному блокноту лежавшему в секретере рядом с еженедельником. Это оказался некий «Индекс имен», составленный его собственной рукой.

Родичеву было отведено в «Индексе» две с половиной страницы, написанных, очевидно, в разное время — даже чернила встречались неодинакового цвета. Андрей узнал, что Родичев — это начальник лаборатории специальных проблем прикладной математики одного из крупнейших академических институтов, доктор физико-математических наук, лауреат и прочее, и прочее… Некогда они учились вместе с университете, вместе начинали работать, негласно соревнуясь друг с другом, но Андрей всегда опережал товарища на полшага — и по защитам, и по премиям, и даже по любовным успехам. После того как Андрей заболел и ушел из НИИ, лаборатория осталась Родичеву, и тот уже без препятствий пошел к следующему званию… Ладно, ладно…

Минелли. Гениальный математик из Генуэзского университета. Приехал в Москву на международный симпозиум. Намеревается встретится с ним, Андреем, «чьи ранние работы приводят меня в восторг» (цитата из газеты). На институтский семинар заманен Родичевым только при клятвенном обещании, что там будет выступать и «отошедший от науки по причине болезни Андрей Чернов».

Алла. Его первая и единственная любовь. Училась в университете на курс младше, влюбилась в него на третьем курсе, когда Андрей прослыл «новым Лобачевским». После того как Андрей женился на Надежде, дочери их декана, два года изводила его ревностью, а затем неожиданно вышла замуж за Родичева. Позднее они вновь стали встречаться (смотри тетрадь в синем переплете)…

Заинтригованный, Андрей было протянул руку к толстой синей тетради, но тут же вздрогнул от перезвона часов. Батюшки, уже два! Так, считаем — до города ехать тридцать минут на автобусе, потом еще десять минут (он взглянул в Книгу), нет, двенадцать минут на метро. А он еще совсем ничего не знает о себе как УЧЕНОМ. Что же будет, как он успеет за оставшееся время взобраться на Монблан своей научной специальности?

И тут он, уже без помощи Книги, вспомнил о своей удивительной способности растягивать время.

Андрей первым вошел в банкетный зал, нахально опередив сияющего Родичева, который вместе с заместителем директора института, седым одутловатым профессором Мухиным, нежно вел под руки слегка упиравшегося Минелли. Остальные гости — участники только что закончившегося семинара — шумной толпой, соблюдая определенную дистанцию, шли позади.

Пока распорядитель вместе с Родичевым приглашал всех за стол (на каждом стуле предусмотрительно было разложены картонные карточки с именами, написанными от руки изящным старинным почерком с завитушками), Андрей уже усаживался на приглянувшемся ему месте — на самом конце стола-отростка, уходящего от основного стола в уютную полутемь. Место было как по заказу для настроения Андрея — даже не «балкон пятого яруса», а просто «неудобное», за колонной. Такие места на банкетах обычно предназначаются для дальних родственников из числа наезжающих в Москву (чтобы больше не наезжали), или для горемык-аспирантов, сделавших большую часть работы за диссертанта, чтобы знали свое место и помалкивали.

Усевшись на мягком, чуть скрипучем стуле, он ради любопытства пробежал глазами по белому плотному квадрату и не удивился, увидев на нем свою фамилию. Что ж, усмехнулся он, по Сеньке и шапка. Могли и вообще не пригласить…

Воспользовавшись несколькими минутами замешательства в зале (каждый, как обычно, посчитал, что его посадили не там и не с тем), Андрей закрыл глаза и мысленно попытался восстановить весь ход дискуссии, возникшей на семинаре после его доклада.