— Это ложь! — пролепетал молодой человек, терзаемый ужасом. — Это ложь! Ибо вот я здесь, я, Жерар Бопре!

— Ты больше не Жерар Бопре, — заявил Сернин.

И, указывая на открытую дверь:

— Жерар Бопре там, в соседней комнате. Хочешь на него взглянуть? Он болтается на том крюке, на котором ты его повесил. А на столе лежит письмо, которым ты подписал ему приговор. Все это сделано по всем правилам, все это — окончательно. Нельзя отменить необратимого, жестокого факта: Жерара Бопре больше не существует!

Юноша слушал в полном смятении. Несколько успокоившись после того, как дело приняло менее трагический оборот, он начинал понимать.

— И теперь?

— И теперь — поговорим.

— Да, да… Поговорим…

— Хочешь сигарету? — спросил князь. — Не откажешься?.. О, я вижу, ты снова обретаешь вкус к жизни. Тем лучше, мы придем к согласию и, надеюсь, скоро.

Он дал ему прикурить, закурил сам и, не мешкая, хладнокровно, несколькими четкими фразами пояснил:

— Покойный Жерар Бопре, тебе надоела жизнь. Больной, без денег, без надежд… Не хочешь ли стать богатым, здоровым, могущественным?

— Не знаю и сам…

— Это, однако, просто. Случайность привела к нашей встрече. Ты молод, хорош собой, ты поэт, ты умен — и, как доказывает твой поступок в минуту отчаяния, — предельно честен. Это качества, редко встречающиеся вместе. Я высоко их ценю… и беру на свой счет.

— Они не продаются.

— Болван! Кто говорит о купле-продаже? Свою совесть оставь себе. Это слишком драгоценное украшение, чтобы я его у тебя отнял.

— Чего же вы требуете?

— Твоей жизни!

И, указывая на истерзанную шею молодого человека, повторил:

— Твоей жизни! Той жизни, которой ты не сумел распорядиться. Которую ты изломал, погубил, изничтожил, и которую я задался целью возродить.

Он взял в руки голову Жерара и продолжал с чуть насмешливым воодушевлением:

— Ты свободен! Никаких уз! Не должен более нести груз собственного имени. Ты вычеркиваешь тот инвентарный номер, которым общество отметило тебя, как тавром, каленым железом, отпечатанном на плече невольника. Свободен! В этом мире рабов, где каждый носит свой ярлык, ты можешь либо приходить и уходить неопознанным и невидимым, как владелец волшебной шапки, либо выбирать себе по вкусу ярлык — какой тебе больше понравится. Способен ли ты понять, какое редкое сокровище будешь представлять собой для натуры художника, для себя самого, если пожелаешь? Целая жизнь — девственная, совсем новая! Твоя жизнь станет воском, из которого ты сможешь лепить, что захочешь, по воле твоего воображения или по советам рассудка!

Юноша устало махнул рукой.

— Э! Что мне делать с таким сокровищем? Что сделал я с ним до сих пор? Ничего!

— Вручи его мне.

— А вы — что можете с ним сделать вы?

— Все. Если ты не такой художник, им стану я. Восторженный, неистощимый, неукротимый. Если нет в тебе священного огня, он пылает во мне! Где ты терпел неудачи — там успех ждет меня! Вручи ее мне, твою жизнь!

— Обещания, слова! — воскликнул молодой человек, на лице которого появились первые признаки оживления. — Пустые мечтания! Уж мне-то хорошо известно, чего я стою!.