Изменить размер шрифта - +
Математик подошел и отечески положил руку ему на плечо. Дорогой мой, вы действительно очень подавлены, такие совпадения часто встречаются, это пустяк, не надо так беспокоиться. Я не беспокоюсь, я просто плохо спал, провел почти бессонную ночь. Скорее всего, вы плохо спали из-за беспокойства. Учитель математики почувствовал, как плечо Тертулиано Максимо Афонсо напряглось под его рукой, словно все тело его от головы до пят внезапно окаменело, это его так потрясло, что он поторопился убрать руку. Он сделал это как можно осторожнее, стараясь не показать, будто понял, что его оттолкнули, но непривычная жесткость взгляда Тертулиано Максимо Афонсо не оставляла места сомнениям, миролюбивый, мягкий преподаватель истории, к которому он привык относиться с дружеской, но покровительственной снисходительностью, казался теперь другим человеком. Сбитый с толку, словно его заставили вступить в игру, правила которой были ему неизвестны, математик сказал: хорошо, встретимся позже, сегодня я не обедаю в школе. Тертулиано Максимо Афонсо только кивнул в ответ и вошел в свой класс.

 

Вопреки ошибочному утверждению, высказанному нами пятью строками выше, которое мы, впрочем, отнюдь не намереваемся тут же оспаривать, ибо наше повествование является чем-то более серьезным, чем простое школьное упражнение, наш герой вовсе не изменился, он остался таким же, каким был раньше. Внезапная перемена в настроении Тертулиано Максимо Афонсо, которую мы только что наблюдали и которая так поразила учителя математики, была не чем иным, как самым обычным соматическим проявлением психической патологии, известной как гнев кроткого человека. Здесь мы позволим себе немного отклониться от главной темы нашего повествования, может быть, нам удастся точнее выразить свою мысль, если мы обратимся к классической, хотя и несколько дискредитированной достижениями современной науки классификации, разделяющей всех людей на четыре большие группы в зависимости от их темперамента, который может быть меланхолическим, определяемым черной желчью, флегматическим, связанным, естественно, с флегмой, сангвиническим, не менее очевидно связанным с кровью, и, наконец, холерическим, определяемым желтой желчью. Как мы видим, в этом четырехчастном сугубо геометрическом построении не нашлось места кротким людям. Однако история, которая далеко не всегда заблуждается, утверждает, что они существовали, и притом в большом количестве, с незапамятных времен, а современность, то есть та глава истории, которую нам еще предстоит написать, показывает, что они не только не перевелись, но их число постоянно возрастает. Причина сей аномалии, приняв которую во внимание нам будет легче понять как загадочную тьму древности, так и расцвеченный праздничными огнями блеск современности, возможно, заключается в том, что при установлении и определении вышеописанной клинической картины была забыта еще одна жидкая субстанция, а именно слезы. Факт поразительный и с философской точки зрения даже скандальный, ибо совершенно непонятно, как могло нечто, столь заметное, столь частое и обильное, чем всегда являлись слезы, ускользнуть от внимания почтенных мудрецов древности и не менее мудрых, хотя и менее почитаемых исследователей современности. Вы спросите, в чем состоит связь между этим нашим столь пространным рассуждением и гневом кротких, тем более что, как мы видели, Тертулиано Максимо Афонсо, так ярко его проявивший, ни разу не плакал. Но если мы обвиняем теорию гуморальной медицины в том, что она не принимает в расчет слезы, то это вовсе не означает, что люди кроткие, по природе своей более ранимые и, следовательно, более склонные к выражению чувств при помощи влаги, день-деньской не выпускают из рук платка, постоянно сморкаются и вытирают покрасневшие от плача глаза. Мы только хотим сказать, что такой человек, не важно, мужчина или женщина, в глубине души часто страдает от одиночества, беззащитности, робости, всего того, что словари определяют как аффективное состояние, проявляющееся в социальных отношениях и волевых актах, которое может быть спровоцировано каким-нибудь пустяком, словом и даже жестом, доброжелательным, но излишне покровительственным, как тот, что позволил себе недавно преподаватель математики, и вот миролюбивый, мягкий, покорный человек исчезает, и вместо него, совершенно неожиданно и непонятно для тех, кто, как им кажется, знает о человеческой душе все, на сцену вырывается слепой и сокрушительный гнев кротких.

Быстрый переход