Он сел за стол, достал чистую тетрадь и стал быстро писать, стараясь не пропустить ни одной мелочи.

«Андрей! Эй! Да проснись же, соня!»

«Что?!.. Кто это? Кто меня зовёт?»

«Тихо, не паникуй! Это я».

«А-а… друг Андр. Решил-таки наладить личный контакт?»

«Нам нужна твоя помощь».

«Так разве я отказываю?»

«Речь идёт не только о твоей памяти. Требуется активное участие».

«Что в тебе подкупает, так это чувство меры. Мало того, что из моего чердака ты устроил проходной двор, так я ещё должен рисковать головой ради ваших сомнительных целей?»

«Понимаю твои сомнения, но что нам мешает разобраться?»

«Разобраться, ну да… Не оказалось бы поздно».

«Ну рискни! Ты же учёный, перед тобой ворох тайн…»

«Э-э, не спекулируй на моих слабостях! Чтобы сунуть нос в замочную скважину, не обязательно лезть головой в петлю».

«Всё ясно. Это твоё последнее слово?»

«Ну и фраза – будто из зала суда! Напрасно кипятишься, боевик, – вопрос уже решён, я участвую в вашем бедламе на все сто. Так что иди и спокойно упаковывай чемоданы».

«Н-да, весело живёшь».

«Не завидуй. Может, недолго осталось мне веселиться».

«Лика, привет тебе с „того света“! Что со мной произошло, ты узнаешь из прилагаемой тетради, хотя всё же надеюсь, что ни она, ни письмо к тебе не попадут – иначе это будет означать, что я основательно увяз в своём приключении.

Завтра мы с Андром отбываем в Столицу. Для меня это будет странное путешествие: я буду всё видеть и слышать, даже осязать, но при этом бренная моя оболочка квартиры не покинет. Официальная версия: выехал на заслуженный отдых, может быть, даже в Крым. (Эх!..) По счастью, в институте сейчас затишье, так что мне не стали препятствовать, когда я затребовал отпуск за два года, да ещё прихватил месяц за свой счёт. Обернусь ли? Больше всего меня пугает мысль, что мой прекраснодушный порыв мог быть спровоцирован пустышкой и что я рискую принять смерть от собственного слетевшего с катушек воображения.

К тебе просьба: попытайся опубликовать мои записи. Форма значения не имеет – лишь бы вышли. Может, в массе читателей найдётся ещё хоть один ненормальный, который пережил нечто подобное. Если у него хватит пороха, он на тебя выйдет. Отнесись к этому серьёзно. Я не хочу, чтобы дело заглохло, – оно кажется стоящим.

Вот и всё, пожалуй. Надеюсь, ты не будешь вспоминать обо мне слишком плохо.

Твой (теперь уже навсегда) Андрей».

Часть первая

1

Каждое утро через джунгли по извилистой тропе гнали колонну работников. У котлована от неё отделялась примерно треть и уходила дальше, по просеке. Эти шли ещё долго, сбивая ноги о торчащие всюду пни, утаптывая проросшие за ночь побеги, пока не упирались в тупик, и здесь работников снова делили на две группы: женщины принимались рубить тяжёлыми ножами кусты и отделять ветки от деревьев, которые валили, а затем, после обработки, оттаскивали в сторону и складывали в штабеля мужчины. Строго говоря, рубщиков не охраняли: немногочисленные солдаты сопровождения выбирали место потенистее да попрохладнее и уже оттуда распоряжались, покрикивали, наблюдали за разбредшимися по вырубкам работниками. Своё укрытие они покидали только в случае крайней необходимости, справедливо полагая, что ни одному нормальному каторжанину в голову не придёт пытаться от размеренной и привычной жизни сбежать в неизвестность.

Именно здесь, на вырубках, боевики высмотрели огромного костистого парня, трудившегося с туповатой размеренностью вола и, кажется, не уступавшего тому ни в силе, ни в выносливости.