Мне всегда хорошо давалась математика, такая незатейливая по сравнению с попытками постичь человеческое поведение. Эстор хоть и не отличалась природными склонностями к вычислениям, зато быстро соображала. Закрыв наконец учебник, она сделалась намного спокойнее и довольнее, поэтому я решил еще немного попытать счастья и побеседовать о другом неотложном деле.
— Эстор, — сказал я, и, должно быть, в моем голосе невольно прозвучало «я взрослый а потому слушай», так как она немедленно взглянула на меня с тревогой. — Твоя мама попросила поговорить с тобой про скобки.
— Она хочет испортить мою жизнь! — заявила Эстор, прямо с низкого старта достигая внушительного уровня предпубертатной ярости. — Я буду страшная, и никто не захочет на меня смотреть!
— Ты не будешь страшная, — возразил я.
— Мне наденут ужасные железные штуки на зубы! — закричала она. — Это просто кошмар!
— Лучше побыть страшной несколько месяцев сейчас, чем остаться такой на всю жизнь, — намекнул я. — Выбор очень прост.
— Почему нельзя просто сделать операцию? — застонала Эстор. — Разобраться раз и навсегда. Заодно несколько дней посижу дома.
— Потому что так не бывает.
— Значит, по-любому плохо! Все будут смеяться и говорить, будто я похожа на киборга!
— Почему ты так думаешь?
Эстор устремила на меня презрительный взгляд, достойный взрослого.
— Ты что, не учился в школе?
Она была права, но развивать тему я не стал.
— Ты в школе не навечно, — сказал я, — и скобки — тоже не навсегда. Когда их снимут, у тебя будут идеальные зубы и потрясающая улыбка.
— Какая мне разница, я все равно не улыбаюсь, — проворчала Эстор.
— Но рано или поздно повод появится, — заверил я. — Когда ты немножко подрастешь, то начнешь ходить на дискотеки и сверкать шикарной улыбкой. Нужно мыслить в перспективе…
— В перспективе! — сердито повторила Эстор, точно услышала непристойность. — В перспективе я целый год буду ходить уродкой, и никто об этом никогда не забудет! Даже в сорок лет я останусь Девочкой с Кошмарными Скобками!
У меня задвигались губы, но слова с них так и не сорвались. Эстор была не права по многим пунктам, и я даже не знал, с чего начать, но в любом случае она окружила себя такой высокой стеной горя и гнева, что всякие возражения лишь подлили бы масла в огонь.
Однако, к счастью для моей репутации миротворца, прежде чем я успел произнести что-либо и подавиться собственными словами, из коридора донесся громкий голос Риты:
— Декстер, Эстор! Идите ужинать!
Я еще не успел закрыть рот, как Эстор встала и вышла. Так закончился маленький душеспасительный разговор про скобки.
Я проснулся утром в понедельник от собственного чиха. Ощущение было такое, словно турецкий тяжеловес Все выходные дробил косточки в моем теле. Еще не окончательно проснувшись, я решил, что маньяк, который при помощи молотка превратил детектива Клейна в кашу, каким-то образом пробрался в мою спальню и обработал меня, пока я спал. Но потом я услышал шум воды в туалете. Рита пронеслась через комнату, выскочила в коридор и отправилась на кухню; нормальная жизнь кое-как вставала на ноги и, ковыляя, двинулась навстречу новому дню.
Я потянулся, и боль в суставах потянулась вместе со мной. Я подумал, не она ли внушила мне сочувствие к Клейну. В этом ощущалось что-то странное, раньше я никогда не страдал от подобной душевной слабости, и даже преображающая магия Лили-Энн не сумела в мгновение ока превратить меня в тонкокожего сентиментального филантропа. Должно быть, подсознание забавлялось игрой «соедини все точки». |