В самых потаенных уголках его мозга крутилась навязчивая мысль. Ему казалось, что он встретил нечто до боли знакомое, но Эрлтону было некогда заниматься этим.

Итак…

Итак, оставались Аббон Флерийский и императрица Арианна. Но если уж от простого командира императорских гвардейцев не удалось добиться ничего путного, что тогда говорить о придворном маге, которому исполнилось уже около четырех с половиной веков. Человек, проживший на свете так долго, несомненно, научился защищаться и нападать. Вызывать его сейчас на поединок было бы в высшей степени неосмотрительно. И потому Эрлтон решил прибегнуть к этому средству как к самому крайнему. в случае отчаянной нужды.

Ему пришло в голову, что императрица с ее женской интуицией и проницательным умом вполне может догадываться о том, чего ей не сказали. Что она может подсказать дельную мысль. И Эрлтон решительно взял портрет светловолосой красавицы. В ее лицо он тоже всматривался не одну и не две мучительно долгих минуты, пытаясь разгадать скрытую в нем тайну. Он знал эту женщину, но где, когда, как? Впрочем, теперь это уже не имело ровным счетом никакого значения. Человек в серебряной маске закрыл глаза и… погрузился в тепло и свет чужого счастья.

Как только закончился Большой Ночной Совет, Ортон бросился к своей возлюбленной. До рассвета оставалось смехотворно мало времени, а на рассвете он уже должен был заниматься планом военной кампании вместе с Аластером и Теобальдом. Выходило, что покинуть императрицу он должен еще затемно.

Те несколько часов, которые были выделены ему для любви и счастья, представлялись еще меньше и незначительнее из-за того, что нужно было обсудить с Арианной возникшие трудности.

Она не спала, ожидая прихода супруга, но, целуя и обнимая его со всем пылом истосковавшегося существа, поняла, что снова что-то произошло, и нежно отстранила от себя любимого.

— Погоди, Ортон, — сказала мягко. — По-моему, ты что-то должен мне рассказать.

— А откуда ты знаешь, родная? — изумился император.

— Я не знаю, я чувствую. Я теперь чувствую тебя насквозь. Ты еще порога не переступил, а я уже знала, что у тебя изменились планы на ближайшую неделю — я права?

— Арианна! — воскликнул Ортон смеясь. — Если однажды наш добрый народ свергнет нас с трона, то мы с тобой не пропадем. Будем показывать на ярмарках фокусы и устраивать сеансы ясновидения.

— А ты умеешь фокусы показывать? — спросила императрица с любопытством.

— Меня шут научил, — усмехнулся молодой человек.

— А-а, ну если шут, то тогда все в порядке.

— Кстати, о шуте, — пробормотал Ортон. — Ты со мной больше не говоришь об этом. Ты его стала меньше любить?

— Напротив, я люблю его гораздо больше, — серьезно ответила Арианна, глядя ему в глаза. — Я очень люблю его и не стыжусь говорить об этом даже тебе, моему супругу. Но поскольку я люблю тебя, то тебе нечего беспокоиться.

— Дай-то Бог, — улыбнулся он.

В этот момент на своем коврике завозился сонный Сту. Теперь это был уже не котенок и даже не львенок, а здоровый, откормленный и потому важный подросток, обещавший в самом недолгом времени превратиться в грозного хищника. Он поднял круглое ухо, пошевелил им, затем принюхался, окончательно убедившись в том, что видит и обоняет Ортона.

Сту страшно обрадовался и решил, что раз уж император пришел сюда, то непременно для того, чтобы поиграть со своим львенком, которому он за круговертью дел довольно давно не уделял должного внимания. Конечно, про круговерть дел Сту не знал, да и знать не желал. Он вытянул пухлые тяжелые лапы и осторожно, не выпуская когтей, обхватил ногу императора.