Перо на мгновение повисло в воздухе. Он помедлил, усмехаясь неизвестно чему, и дописал:

«…всего прочего, то тут я полностью полагаюсь на Ваше Превосходительство».

Он перечитал, подписался: «Александр Грибоедов», поставил дату – «Июня 20-го Дня Лета 1835». Аккуратно сложил письмо, сверху надписал:

«Его Превосходительству Господину Начальнику Канцелярии Фаддею Венедиктовичу Булгарину».

Он отложил письмо в сторону. Рядом легли очки и книга. Оставалось еще одно дело, пустяковое, но необходимое, и Грибоедов сам не понимал, отчего медлит. Он сидел в кресле, поза его стала напряженной, лицо – он чувствовал это – вновь превратилось в неподвижную маску. Время шло, в комнате явственно светлело, а он все так же сидел, не двигаясь и даже не дав себе труда погасить лампу. Казалось, и мысли его застыли, подобно лицу.

Но вот он вновь ощутил ход времени, словно чья-то рука толкнула невидимый маятник, и маятник закачался, постепенно увеличивая размах колебаний.

Грибоедов вздохнул, лениво надел очки. Вынул из тумбы стола плоский широкий ящик. Положил ящик перед собой, откинул крышку. Ящик был обит изнутри красным, местами стершимся бархатом, и на этом бархате тускло блестели два старых дуэльных пистолета.

Он рассеянно провел пальцем по чеканке, взял один из пистолетов, взвел курок, нажал на собачку. Сухо щелкнул кремень, вылетела искра.

Грибоедов положил пистолет в ящик, взял второй. С пистолетом в руке подошел к окну.

Город просыпался. Хотя на улице еще не появились люди, их присутствие чувствовалось где-то совсем рядом. И улица, уже не ночная, расплывающаяся в темной синеве, – обычная улица. Легкий ветер несет вдоль тротуаров сухую пыль.

Город просыпался. Город обретал реальность, и одновременно теряла реальность комната, в которой он находился. И вновь, как когда-то, давным-давно, охватило Грибоедова странное, пугающее чувство: будто он – некая расплывчатая фигурка, каприз художника, знак на картине. Вот-вот чья-то таинственная рука перенесет его.

Он потянулся к оконному стеклу, как к границе, отделяющей вымышленное пространство картины от реального пространства, и в ту же минуту напряглась его рука, держащая пистолет, щелкнул взводимый урок. Пистолет поднялся над просыпающимся городом.

Прогремел выстрел, оконное стекло разлетелось вдребезги, и хлынула в разбитую раму темнота.