Тогда я решил разобраться сам. Того парня с вечеринки якобы видели в мрачном жилом квартале на окраине Корсёра. Куда я и приехал с тремя друзьями, но хозяин утверждал, что парня нет. Не сомневаясь, что он врет, мы избили его позаимствованными на кухне кастрюлями и сковородками.

Того парня я так и не нашел, зато полиция Корсёра нашла меня. Мне предъявили обвинение в нападении с отягчающими обстоятельствами и приговорили к четырем месяцам заключения в тюрьме для несовершеннолетних.

Перспективы передо мной открывались нерадужные. Меня выгнали из пяти школ, а мать махнула на меня рукой. И у меня была судимость. Шансы на мое возвращение на путь истинный таяли с каждым днем. К тому же опыт пребывания в тюрьме не только не уводил с преступной стези, но еще сильней меня ожесточил.

Восемнадцатый день рождения, встреченный за решеткой, не располагал к празднованию. Но после освобождения мне хотя бы не запретили ездить, что, как выяснилось, открыло доступ к легким деньгам. Помимо доходов от спортзала Марк Хульстрём зарабатывал прибыльной контрабандой сигарет из Польши через Германию в Данию. Мы называли это «никотиновым треугольником».

К середине 1990-х годов в Германии контрабанда сигарет стала третьим по размаху нелегальным бизнесом после наркотиков и азартных игр. Коммерция элементарная. В Польше низкие налоги и отсутствие таможенной пошлины делали блок сигарет в три раза дешевле, чем в Германии или Дании.

По легенде мы возили в Данию из Германии купленные там более дешевые автозапчасти. Во мне Хульстрём нашел верного и смелого исполнителя. Я говорил по-немецки, и мне доверяли обмен валюты. Машины, ради уменьшения потерь в случае задержания водителя и конфискации транспортного средства, мы брали напрокат. Схема прибыльная, даже с учетом пары вмятин на кузове.

Оптовой базой служил затерянный в глуши у польской границы крестьянский дом. У ворот подворья меня встретил нечесаный охранник, от которого разило квашеной капустой. Я положил на стол пачку немецких марок, и через пару минут сдвинули мебель, и открылся вход в подпол, доверху забитый коробками с сигаретами.

На обратном пути я обычно высматривал подъезжающих к датской границе иностранцев — желательно темнокожих — и ехал за ними. Как правило, датской погранохране куда интереснее расспрашивать их и внимательно изучать их паспорта, чем останавливать молодого датчанина в фургоне. Порой я пробирался из Германии в Данию тропами или дорогами, не нанесенными на карту. Я приобрел профессиональные навыки разведчика, очень пригодившиеся мне в дальнейшем.

В неделю я иногда совершал две-три поездки, зарабатывая на каждой по 1000 долларов. Мало того, что это хорошие деньги, но мне к тому же нравилось чувствовать себя подручным гангстера — всегда готовым к встрече с полицией, умеющим прятать контрабанду, не терять самообладания на пограничных переходах, и еще приятно было держать в руках большие пачки хрустящих банкнот.

Из тюрьмы я вышел без гроша в кармане и крыши над головой, а всего пару месяцев спустя у меня были куча денег, красивая одежда и роскошная жизнь. Марк Хульстрём доверил мне ключи от «Андеграунда», куда, почуяв запах денег, зачастили девицы из Копенгагена. Впервые в жизни я почувствовал себя важной персоной, причастной к большому делу. И хотя от боксерской карьеры я отказался, но продолжал участвовать в спаррингах и хотел оставаться в форме. Я не бросал тренировки в спортзале Хульстрёма, а потолстев, перешел в полутяжелый вес.

Мой биологический отец перебрался через Большой Бельт в Нюборг. Я не видел его больше десяти лет, но теперь я повзрослел и решил попробовать наладить с ним отношения.