– Ты бы выбрал какую позицию? – спросил он у Тендрякова.

Тот посмотрел сперва на балкон, затем на сцену и пожал плечами:

– Позиций много, но ни одна не подходит.

– Почему?

– Мне еще не приходилось встречать в жизни камикадзе. Ни с одной из этих позиций улизнуть нереально.

– Правильно.

За старшим лейтенантом и Сиверовым внимательно наблюдали из глубины зала сразу два охранника. Один ,стоял неподалеку от правительственной ложи, второй сидел, повернувшись вполоборота, на парапете бенуара.

– Да, вся трудность для М. заключается как раз в том, что фойе театра во время спектакля пусты, – вслух размышлял Глеб. – В них находится только обслуга театра и охрана. И уйти практически невозможно. Но можно попытаться выйти из театра вместе со всеми – в толпе.

– Каким образом?

– Как заставить массу зрителей одновременно в нужный момент броситься к выходу? – прищурившись, спросил Сиверов.

– Такое может произойти, если в зале вспыхнет пожар или начнется перестрелка. Тогда поднимется паника, люди ломанут во все двери, и вместе с толпой М. сможет миновать охрану.

Глеб замолчал, он смотрел на лепнину потолка, на роспись плафона, на поблескивающую в полумраке огромного зала хрустальную люстру. Наконец сказал, покачав головой:

– Нет, теперь я уверен, что все будет происходить не так.

– Почему?

– Именно потому, что тебе варианты с пожаром и с перестрелкой пришли в голову сразу, точно так же, как и мне.

– Вы уверены? – Тендряков по-прежнему продолжал обращаться к Глебу на «вы», хотя тот давно уже перешел на «ты».

– Я даже знаю, откуда будет произведен выстрел.

– Я думаю, нужно посоветоваться с охраной.

– Не стоит.

– Вы так считаете?

– Подумай сам, – Глеб перешел на самый тихий шепот. – Их задача несколько отличается от нашей.

Они – охрана. Для них главное не допустить, чтобы М. сделал выстрел. Они поступят так: заблокируют проходы, выставят дополнительные посты. А я не хочу, чтобы М. отпугнули, иначе он присмотрит себе другое место, другое время. Он умеет ждать, и я бы не удивился, узнав, что он уже пару раз со времени своего приезда был близок к тому, чтобы нажать на спусковой крючок. Идем.

По памяти Глеб восстанавливал все, что ему было известно о планировке Большого театра. В свое время он знакомился с довольно подробными чертежами.

Проникновение Мерцалова через парадный вход или даже через служебный он исключил сразу же: уж слишком много постов охраны ему бы пришлось преодолеть.

Еще две проверки документов – и Глеб уже осматривался, стоя на сцене за кулисами. Над головой простирались немыслимые сплетения переходов, мостков, нависали кабели, канаты – все сложное хозяйство театральной сцены.

Тендряков вздохнул. Ему это хозяйство напоминало лабиринт, из которого заведомо не существовало выхода.

– Видишь, – проговорил Сиверов, – с этой стороны охраны куда меньше, – он указал рукой на две фигуры охранников, стоявших на мостках. – И могу побиться об заклад, что оба они просматривают не все сектора и уж точно один не видит другого.

Глеб стал торопливо взбираться по узкой металлической лестнице с гулкими ступеньками, которая была бы более уместна на корабле, чем в интерьере театра. Вскоре они оказались на уровне второго этажа. Сиверов медленно шел мимо окон, проверяя, каждое ли из них закрыто изнутри на защелку, прикидывая, можно ли открыть форточку снаружи. Пока вроде бы ничего не внушало тревоги, на подоконниках не виднелось следов, все шпингалеты надежно входили в пазы.