Аль-Рашид был застрелен, когда собирался заняться любовью со своей итальянской подружкой.

"Но почему именно тогда, когда они уже разделись, но еще не легли в постель? Ведь в любой момент можно было нажать на спусковой крючок, в любой момент.

Но выстрел был произведен, согласно материалам расследования, до полового акта, это подтвердила и любовница Аль-Рашида. Мерцалов так не сделал бы. И я бы так не сделал. Мужчина так не поступит. Мужчина досмотрел бы до конца, мужчине было бы интересно, как они трахаются. Значит, какой вывод из этого следует? Вывод из этого сделает даже полный дебил: если не мужчина прятался в здании напротив, то… При всем богатстве выбора другой альтернативы нет! Как это мне не пришло в голову сразу? Это надо было сообразить мгновенно. Но у меня не было времени, да и авторитет генерала Потапчука слишком велик. Ведь он сказал, что над этими бумагами работали его аналитики, работал он сам и еще этот генерал Решетов из «девятки». В общем, я, Глеб Сиверов, поверил. Поверил, а теперь… А что, собственно говоря, теперь? А теперь вот что: если стреляла женщина, то почему бы…"

И Глеб, хлопнув в ладоши, схватил телефонную трубку.

– Потапчук слушает.

– Федор Филиппович, доброе утро.

– А, доброе утро, Глеб Петрович. Откуда ты ни свет ни заря? Что-нибудь случилось?

– Да, случилось. У меня есть очень важные соображения.

– По поводу чего?

– По поводу нашего дела.

– Так оно уже закрыто. Включая особый режим финансирования.

– А мне кажется – нет.

– Как это нет? Ты что?

– Я уверен, что дело не закончено и что оно может закончиться в любой момент – не в нашу пользу.

– Да что ты такое говоришь?

– Я сейчас к вам еду.

– Давай, давай, жду тебя и любых малоприятных сюрпризов.

– Не вам на сюрпризы обижаться.

Не прошло и получаса, как Глеб входил в кабинет генерала Потапчука, в старомодный кабинет с огромным столом, на котором стоял хрустальный стакан с остро отточенными карандашами и лежало несколько листов чистой бумаги. Генерал был явно озадачен. Если Слепой утверждает, что дело не закончено, значит, у него есть на то веские основания.

Сиверов и Потапчук обменялись крепкими рукопожатиями. Генерал кивком предложил Глебу сесть.

– Не сидится, Федор Филиппович, – Сиверов прошелся из угла в угол просторного, как классная комната, кабинета. – А можно кофе? Я с утра так и не успел выпить.

– Кофе сейчас будет.

Генерал по селектору заказал кофе.

– Так с какими соображениями ты ко мне пожаловал?

– Федор Филиппович, мы с вами сделали много, но не все.

– Погоди, Глеб, давай по порядку.

– У нас, возможно, мало времени, чтоб по порядку.

– Ну ладно, излагай, как знаешь, а я попытаюсь сообразить на ходу.

– Дело в том, Федор Филиппович, что Аль-Рашида пристрелил не Мерцалов.

– Не Мерцалов? Тебе что, сегодня ночью явилась его тень и поведала обо всем?

– Нет, тень не являлась, хотя заснуть я не мог.

– Тогда откуда у тебя подобные мысли?

– Генерал, вы ведь читали сообщение итальянской полиции?

– Это не полиция, Глеб, это спецслужба – наши коллеги.

– Не важно. Значит, сообщение ваших коллег. Вы внимательно читали?

– Конечно, внимательно. И не я один.

– Вы не обратили внимание на то, в какой момент был застрелен Аль-Рашид?

– Ну, в тот момент, когда он и Джульетта Лоренцетти предавались радостям жизни.