Электронная записная книжка так и осталась лежать на полу возле колонны. Глеб нагнулся, подхватил ее и сунул в карман. Какие мотивы руководили им в этот момент, Глеб не только не знал, но даже и не задумывался. Просто откуда-то из подсознания поступил некий сигнал – и все. Как обычно, сработала интуиция, которой Сиверов привык доверять.

Потом были формальности с полицией. Глебу пришлось предъявить офицеру полиции документы и объяснить цель своего визита в банк. Служащий депозитария подтвердил все сказанное господином Каминским.

После чего офицер полиции уточнил, в каком отеле господин Каминский остановился и как надолго прибыл в Женеву. Глеб ответил и на эти вопросы. Во время беседы не возникло никаких трений и недоразумений, и Сиверов был отпущен с миром.

И теперь он наконец-то мог дать волю своим желаниям. Он выкурил подряд две сигареты и, проехав квартал, зашел в уютный бар. Там он заказал себе коньяк и кофе. Кофе, который сварил пожилой бармен с лысой, как шарик для пинг-понга, головой, показался Глебу невероятно вкусным. Он даже подумал, что такого кофе не пил очень давно.

Сиверова стало покидать напряжение. Он спросил у себя самого: «Ну что, Слепой, страшно быть свидетелем налета на банк?»

И признался себе: «Да. Чего уж тут лукавить. И неприятно знать, что ты безоружен, что нет за брючным ремнем тяжелого армейского кольта, который можно в любой момент выхватить и навскидку, за какие-то считанные секунды, всадить каждому из грабителей по порции свинца».

А то, что он смог бы это сделать, для Сиверова было такой же очевидностью, как и то, что сейчас перед ним на стоике одна чашка кофе и одна рюмка коньяка.

Глеб вспомнил забавный момент. Выходя из банка, он спросил знакомого по депозитарию клерка, какую сумму захватили грабители, если не секрет?

– Нет, что вы, господин Каминский, никакого секрета нет, – любезно ответил тот. – Как сейчас подсчитал мой коллега, взяли они в банке триста тысяч швейцарских франков. Сумма большая, но на стабильность нашего банка она не повлияет.

Сиверов никак не выразил своих истинных чувств.

– Да, сумма значительная, – спокойно сказал он, глядя в светло-серые глаза разговорчивого клерка.

– Но ничего, господин Каминский, ведь ваши, сбережения не пострадали.

Эту фразу клерк проговорил с вызовом, в ней читался подтекст, что деньги собеседника наверняка нечестные, а у нечистых на руку людей деньги не могут забрать никакие грабители и что с появлением в Швейцарии всяких-разных пришельцев из России начались безобразия, которые грозят неприятностями добропорядочным местным жителям.

Смотря на гладь воды, женщина подумала о том, что где-то очень далеко, в России, сейчас зима и голубым во всем пейзаже может быть только небо – высокое и холодное. А внизу снег, ослепительно белый, искрящийся. Снег похрустывает под ногами, воздух морозен, он обжигает лицо, дыхание перехватывает, когда его вдыхаешь.

Эта белокурая красавица могла себе позволить сейчас, когда термометр показывал 32 градуса по Цельсию выше нуля, взять билет и преспокойно улететь туда, где снег и мороз. Нет, не на родину, не в Россию – там могли бы возникнуть проблемы, – а в Швецию или Норвегию. Но к чему обманывать себя. Ни в какой Швеции, Норвегии или Финляндии нет такого воздуха, как в России, нет такого неба, таких лесов, мохнатых темно-зеленых елей, лапы которых на вид пушистые и мягкие, как шкурка зверушки, но когда прикасаешься, ощущаешь сотни острых уколов… Так часто бывает в жизни: кажущиеся мягкость и нежность оборачиваются колкостью, причиняют боль.