Он мог позволить себе неофициальный тон и даже одевался в наимоднейшие костюмы самого свободного покроя, которые называл тогами.
Пол сказал:
— Только не споткнись о собственный подол, папа, когда будешь подниматься на кафедру.
— Попытаюсь, — сухо сказал Джордж. Выступая на ежегодном съезде редакторов последних голографических известий, он, в частности, сказал:
— Пока в силу Второго Закона мы можем требовать от любого робота неограниченного повиновения, если только это не окажется во вред человеку, каждый, повторяю, каждый человек обладает страшнейшей властью над каждым, повторяю, над каждым роботом. А поскольку Второй Закон превалирует над Третьим, каждый человек может использовать закон повиновения, чтобы нейтрализовать закон самосохранения. Если он прикажет, всякий робот будет вынужден нанести себе опасные повреждения или даже уничтожить себя по любой причине или вовсе без причины.
Справедливо ли это? Подвергли бы мы подобной опасности животных? Даже неодушевленный предмет, хорошо нам служащий, достоин бережного с собой обращения. А ведь робот не неодушевленный предмет. И он не животное. Робот способен мыслить на уровне, позволяющем ему разговаривать с нами, рассуждать с нами, шутить с нами. Можем ли мы обходиться с ними, как с друзьями, можем ли мы работать с ними — и не уделить им каких-то плодов этой дружбы, каких-то благ, рожденных этим сотрудничеством?
Раз человек имеет право отдать роботу любой приказ, лишь бы он не был во вред другому человеку, то простая порядочность не должна позволять ему отдавать роботу распоряжения во вред этому роботу, за исключением тех случаев, когда этого бесспорно требует спасение человеческой жизни. Чем больше власть, тем больше и ответственность, и, если роботы подчинены Трем Законам, гарантирующим безопасность людям, неужели так уж много — попросить, чтобы люди ввели закон-другой для защиты роботов?
Эндрю оказался прав. Общественное мнение сыграло ключевую роль в судах и законодательных собраниях, и в конце концов был принят закон с перечислением условий, при которых воспрещалось отдавать приказы во вред ему. В закон этот постоянно вносились поправки, а кара за его нарушение выглядела смехотворной, но принцип был провозглашен. Закон был окончательно утвержден Всемирным Законодательным собранием в день смерти Крошки-Мисс. И не по случайному совпадению. Пока шли заключительные дебаты, Крошка-Мисс упорно цеплялась за жизнь и ослабила усилия только тогда, когда пришла весть о победе. Ее последняя улыбка была отдана Эндрю. Ее последние слова были:
— Ты принес нам много радости, Эндрю.
Она умерла, держась рукой за его руку, а ее сын, невестка и внуки оставались на почтительном расстоянии от них.
12
Эндрю терпеливо ждал в приемной возвращения секретаря из кабинета. Конечно, секретарь мог бы воспользоваться переговорным голографом, но, видимо, утратил мужество — или роботство? — из-за необходимости обслужить не человека, а другого робота.
Время ожидания Эндрю коротал, размышляя над тем, следует ли ввести термин «роботство» взамен «мужества», или же это слово настолько утратило смысловую связь со своим корнем, что его можно прилагать к роботам? Прилагают же его к женщинам, если на то пошло.
В процессе работы над книгой такие вопросы возникали у него постоянно. Составление фраз с учетом всех подобных тонких оттенков смысла, бесспорно, заметно расширило его лексикон.
Иногда в приемную заходил кто-нибудь и глазел на него. Эндрю не старался избегать этого взгляда, но спокойно смотрел на вошедшего, и тот отводил глаза.
Из кабинета вышел Пол Чарни. Вид у него был как будто удивленный, но, решил Эндрю, это могло ему показаться: последнее время Пол превратил свое лицо в косметическую маску, как мода предписывала одинаково мужчинам и женщинам. |