— Пусть жалуется, — с презрением бросил Жорж Свинкин, но тут же мельком подумал, что ничего хорошего в этом для него не предвидится, и резко спросил: — Ну, если ты знал о безобразнейшем характере своего самоходного драндулета, то зачем ты меня взял с собой?

— Для компании, — охотно объяснил Гаврила, — одному-то мне до леспромхоза добираться — скука ведь смертная. А тут я беру попутчика, смотрю-наблюдаю-замечаю-запоминаю, как он мучится, мне и веселее. Я с вас даже денег не возьму за ваши страдания. Опять же будет что людям рассказать. А вас я как увидел, сразу сообразил, что весело прокатимся… Зря вот вы тёщу мою обидели. Это вам дорого обойдется. Глафира Сосипатровна — золотой человек, но ужасно вредный.

— Поедем мы или нет?!?!?!

— Обязаны, обязаны… Сейчас вот начнётся…

И точно — тут же тракторчонок с тарахтением, скрипением, стуканием и повизгиванием покатил вперёд, выбрасывая из трубочки клубики дыма.

В кабинке трясло ещё больше, чем в прицепе, дышать было трудно, но всё это уже мало беспокоило Жоржа Свинкина. И угрозы Гаврилы по поводу его тёщи — золотого, но вредного человека — на него не действовали. Он думал только о своей цели, о том, что должен попасть в леспромхоз и вернуться оттуда с этим негодяем Поповым Николаем.

Именно в этот момент тракторчонок зачихал, закашлял, задергался сильнее прежнего, подпрыгнул несколько раз и — заглох.

— Вот сейчас она надолго, — с уважением произнес Гаврила. — Всего каких-то километриков десять до леспромхоза осталось. Не так уж много.

«Не так уж много, — уныло подумал Жорж Свинкин, — не так уж и плохо… Хорошо еще, что тарахтелка эта не взорвалась!» А вслух он поинтересовался:

— В школе ты двоечником был?

— А что, заметно? — приятно удивился Гаврила.

— Сразу видно. Что делать будем?

— Лично я никогда ничего не делаю. Просто жду. Рано или поздно она всё равно покатится. И вам нервничать не советую. Деваться вам некуда. Такого грязного вас ни в одну машину никто не пустит. А я могу к тёще вернуться. Скоро она как раз из милиции приедет.

Они посидели ещё немного и вылезли из кабинки, чтобы размяться и подышать свежим воздухом. Жорж Свинкин тут же пожалел об этом, ибо тракторчонок сначала довольно быстро покатился вперёд и лишь затем начал тарахтеть, скрипеть, стучать и повизгивать.

— Что я говорил?! — восторженно закричал Гаврила. — Не машина, а чудо двадцатого века! Теперь её не догнать! Она сама скорости переключила!

— Убить тебя мало, — глухо сказал Жорж Свинкин. — В кого ты ленивый такой?

— В себя, — поразмыслив несколько минут, твёрдо ответил Гаврила и ещё более твёрдо повторил: — В себя, я весь в себя.

— Самолодырь, значит?

— Вроде бы…

Впервые в жизни Жорж Свинкин возненавидел лентяйство, впервые понял, какой вред оно может приносить людям. И ещё он почти понял: не учись в школе

Гаврила на одни только двойки и тройки, не убегал бы от него тракторчонок.

— Ты же меня подводишь, Гаврила несчастная! — не выдержав, почти завопил Жорж Свинкин. — Ты же обещал меня сегодня в леспромхоз доставить! Совесть у тебя есть?

— Кто его знает… — Гаврила вздохнул.

— А почему бы нам с тобой пешком не пойти?

— А это ещё зачем? Вам надо, вы и идите. А я обратно к тёще.

— Как же ты можешь машину бросить?! — возмутился Жорж Свинкин.