— Христя, девочка, да что с тобой?
На пороге ее комнаты стояла бабушка. Кристина и не заметила, как она открыла дверь, а то бы попыталась сдержаться. В последнее время Антонина Станиславовна чувствовала себя значительно лучше и теперь, видно, уже давно встала и потихоньку что-то делала на кухне.
Кристина не могла ничего объяснять. Она только молча затрясла головой, рыжеватые длинные пряди упали на лицо, она закусила губу, но слезы текли сами и не могли остановиться.
— Христиночка, да что же случилось? — Бабушкам охнула и тяжело опустилась на стул.
Сквозь отчаяние прошла трезвая мысль: нельзя расстраивать бабушку. Кристина сделала усилие и постаралась улыбнуться.
— Ничего, бабушка. Ничего не случилось.
— Да как же ничего… Вчера я и не слышала, как вы пришли… Поздно уже было, а я таблетки приняла… А Вадик где? Я думала… Он проводил тебя? Даже если вы поссорились, мужчина обязан проводить девушку.
— Да, проводил, конечно. Все в порядке, — криво улыбаясь, сквозь слезы твердила Кристина.
— Значит, вы поссорились? — заключила Антонина Станиславовна. — Вспомни, может быть, ты в чем виновата?
— Я виновата? — Губы у Кристины задрожали, она бросилась лицом на подушку и зарыдала, сотрясаясь всем телом.
— Христиночка, я оладьи испекла. Открыла варенье твое любимое, вишневое…
— Спасибо, я пока не хочу… — А что же ты платье-то так бросила? — Бабушка поднялась со стула и взяла в руки платье, — Смотри, какая интересная ткань. Совеем не мнется. И цвет тебе очень к лицу…
— Не надо мне его!
Бабушка выронила платье из рук, и оно с шуршанием упало на пол.
— Мне оно совсем не нравится. Ненавижу его! И было непонятно, кого или что она ненавидит — платье или человека, подарившего его.
— Да что с тобой? Неужели так серьезно поссорились?
Бабушка схватилась за сердце.
— Да не расстраивайся! Бабуля, не расстраивайся, пожалуйста! Просто, — Кристина, бросившись к бабушке, обняла ее и уткнулась лицом в ее теплое плечо, — просто, ну просто с ним ничего не получится у меня. Давай его забудем, как будто его нет. Жили же без него раньше. А платье это я выброшу.
— Да что ты, может, все образуется еще. Знаешь, как говорят: милые бранятся — только тешатся.
— Нет, бабушка, — прошептала Кристина. — И вообще, мы же договорились: его больше нет.
Сторонние наблюдатели
— Я не понимаю, почему мы должны играть роль сторонних наблюдателей? — возмущалась Пиновская. — Они скоро в Эрмитаже начнут свои разборки устраивать!
— Ну это вряд ли, — хмыкнул Дубинин. — Не тот культурный уровень. Пока. Вот когда это произойдет, можно будет считать, что наша четвертая — или как там считается? — власть достигла невиданных культурных высот.
— Я вижу, вы не патриот своего города, — вконец рассердилась Пиновская. — Тут перед вами крушат «Асторию», а вам хоть бы хны.
— Ну все-таки не вся «Астория» пострадала, а только отхожее место, или как вы предпочитаете? — хихикнул Дубинин, увидев, как Пиночет поджала губы. — Нужник? Могло ведь кончиться и хуже, если бы Чеботаревич не вышел туда. Кто их знает, вдруг бы начали мордобой в зале. И к тому же…
Дубинина прервало появление Плещеева.
— Я сразу к делу, Осаф Александрович, — поздоровавшись со всеми, начал он. — Вчера произошла драка в «Астории», в…
— Нужнике, — подсказал Дубинин и обернулся на Пиновскую: — Так звучит культурнее. |