Как молния он пересек комнату и оказался рядом с ней, облаченный в белые трусы и майку с короткими рукавами. У Кайли сдавило горло. Если бы он позировал для рекламы нижнего белья, определенно стал бы звездой.

Кэйд подхватил ее на руки и понес к кровати.

– Ты вся дрожишь и стучишь зубами. От холода? Или боишься близкого знакомства с затаившимися убийцами?

– Которые к тому же наглотались наркотиков, – добавила Кайли, прижимаясь к нему.

– В Порт-Мак-Клейне им было бы достаточно наглотаться речной воды. – Кэйд уложил ее на постель, лег рядом и укрыл ее и себя одеялом. – Здесь тебе будет теплее.

Кайли не помнила, кто сделал первое движение, но мгновение спустя она снова прижималась к Кэйду, признаваясь себе во всем. Она осталась здесь вовсе не для уничтожения потопа и не для сохранения улик, оградивших бы от ложного обвинения ее двоюродных братьев. Она здесь из-за Кэйда. Потому что тоже хотела переписать финал вечера.

Она хотела, чтобы они закончили вечер вместе. Вот так.

– Лучше? – Кэйд взглянул на нее из-под отяжелевших век.

Очень опасный взгляд, и Кайли напомнила себе, что нужно дышать. Но кивнула головой в ответ. Именно здесь ей хотелось быть.

Он коснулся рукой ее подбородка, затем провел по плечу. Его пальцы массировали и ласкали. Он накрыл ладонями ее груди, округлившиеся под тканью рубашки.

Внезапно, без предупреждения он обнял ее, крепко прижимая к себе.

– Не хочу пользоваться твоей слабостью, – прошептал он, касаясь губами ее волос. – Ты испытала шок, перепугалась. Ты сейчас уязвима. Ты устала, хочешь спать, а не… не…

– Я вовсе не хочу спать, – протянула Кайли, чуть не плача. Ее руки оказались прижатыми к бокам. Она чувствовала себя словно в смирительной рубашке и не могла освободить руки. Чтобы ласкать его. Чтобы показать ему, чего она действительно хочет. – И я вовсе не уязвима. Просто оскорбительно, если ты считаешь меня неженкой, не способной справиться с хулиганством. Сам говорил: невелико дело открыть несколько кранов.

– Ты ошибаешься, Кайли, я вовсе не считаю, что ситуация несерьезная, – запротестовал Кэйд. – Я воспринимаю это…

– Знаю-знаю. Говоря военным языком – как боевую тревогу. – Кайли попыталась отодвинуться, определяя дозволенный ей диапазон движений. Ее руки по-прежнему скованны, но она может потереться грудью о его грудь, плотнее прижаться к нему бедрами.

Кэйд застонал.

– Лежи тихо, или мои благородные намерения полетят к чертям.

Кайли скользнула ногой между его ног и прижалась животом к чему-то огромному и твердому. При этом ее рубашка скользнула вверх, обнажая бедра. Ноги их сплелись – ее гладкие, шелковистые и его мускулистые, поросшие жесткими волосами.

– Твои благородные намерения состоят в том, чтобы защитить меня от моих собственных переутомленных, уязвимых импульсов, вызванных испугом и шоком? – Она засмеялась. Терзая его. Дразня. Соблазняя.

Кэйд удивился – как много она вложила в свой смех. И сейчас воспользовалась ногой, чтобы ритмично нажимать именно там, где он хотел.

– Я думал, ты устала и раздражена, – услышал он и с трудом узнал свой голос. – Я думал, затащить тебя в постель будет труднее, чем провести Африканскую кампанию во время второй мировой войны.

– Именно поэтому читал биографию генерала Эйзенхауэра? Надеялся почерпнуть у него совет? Эйзенхауэр ведь планировал вторжение в Нормандию, не так ли?

Кэйд закрыл глаза, наслаждаясь ощущением ее мягкого теплого тела. Вряд ли ситуация предполагала связный разговор, но Кэйд попробовал:

– Кайли, я хочу тебя, ты, конечно же, знаешь об этом, но…

Он прервался со стоном.