«Ах, что я делаю, – вскрикнул он в душе. – Она может подумать. Даже наверно она уже подумала».

Он вошел в свою мокрую комнату. Другая баба, старая, худая, была там и мыла еще. Евгений прошел на цыпочках через грязные лужи к стенке, где стояли сапоги, и хотел выходить, когда баба тоже вышла.

«Эта вышла, и придет та, Степанида – одна», – вдруг начал в нем рассуждать кто-то.

«Боже мой! Что я думаю, что я делаю!» Он схватил сапоги и побежал с ними в переднюю, там надел их, обчистился и вышел на террасу, где уж сидели обе мамаши за кофе. Лиза, очевидно, ждала его и вошла на террасу из другой двери вместе с ним.

«Боже мой, если бы она, считающая меня таким честным, чистым, невинным, если бы она знала!» – подумал он.

Лиза, как всегда, с сияющим лицом встретила его. Но нынче она что-то особенно показалась ему бледной, желтой и длинной, слабой.

X

За кофеем, как и часто случалось, шел тот особенный дамский разговор, в котором логической связи не было никакой, но который, очевидно, чем-то связывался, потому что шел беспрерывно.

Обе дамы пикировались, и Лиза искусно лавировала между ними.

– Мне так досадно, что не успели вымыть твою комнату до твоего приезда, – сказала она мужу. – А так хочется все перебрать.

– Ну как ты, спала после меня?

– Да, я спала, мне хорошо.

– Как может быть хорошо женщине в ее положении в эту невыносимую жару, когда окна на солнце, – сказала Варвара Алексеевна, ее мать. – И без жалузи или маркиз. У меня всегда маркизы.

– Да ведь здесь тень с десяти часов, – сказала Марья Павловна.

– От этого и лихорадка. От сырости, – сказала Варвара Алексеевна, не замечая того, что она говорит прямо противное тому, что говорила сейчас. – Мой доктор говорил всегда, что нельзя никогда определить болезнь, не зная характера больной. А уж он знает, потому что это первый доктор, и мы платим ему сто рублей. Покойный муж не признавал докторов, но для меня никогда он ничего не жалел.

– Как же может мужчина жалеть для женщины, когда жизнь ее и ребенка зависит, может быть…

– Да, когда есть средства, то жена может не зависеть от мужа. Хорошая жена покоряется мужу, – сказала Варвара Алексеевна, – но только Лиза слишком еще слаба после своей болезни.

– Да нет, мама, я себя прекрасно чувствую. Что ж кипяченых сливок вам не подали?

– Мне не надо. Я могу и с сырыми.

– Я спрашивала у Варвары Алексеевны. Она отказалась, – сказала Марья Павловна, как будто оправдываясь.

– Да нет, я не хочу нынче. – И, как будто чтоб прекратить неприятный разговор и великодушно уступая, Варвара Алексеевна обратилась к Евгению: – Ну что, рассыпали фосфориты?

Лиза побежала за сливками.

– Да я не хочу, не хочу.

– Лиза! Лиза! тише, – сказала Марья Павловна.