— Лет пять назад, — начал он, — одна женщина подала на меня в суд, сказав, что беременна от меня. Мне пришлось сдать целый ряд анализов, которые показали, что я не только не являюсь отцом этого ребенка, но не могу вообще быть отцом. — Голос его был сух и ироничен. — Что-то там со спермой. Одним словом, я бесплоден.

Она взглянула на него изумленно, а он продолжал:

— Да-да, именно я. Тогда — а мне было тридцать пять лет — это было для меня неприятным ударом, но только для моей мужской гордости, потому что я понимал, что потенция и плодовитость — разные вещи. Ошибка моя была в том, что раньше я думал, что, если есть одно, есть и другое. О семье и детях я серьезно не задумывался — слишком многие женщины пытались заманить меня в сети брака, — а я ценил свою независимость. Меня совсем не прельщала идея провести остаток жизни с одной-единственной женщиной. Так что приговор, вынесенный врачами, только укрепил меня в моем решении. Если детей быть не может, какой смысл в браке?

Он замолчал, припоминая.

— Потом эта история со взрывом. Смерть была так близко, что я стал больше задумываться о своей жизни. Например, о том, почему стараюсь не растрачивать себя, почему избегаю серьезных отношений. Меня устраивали короткие связи, устраивала физическая близость без духовной. Испытав на себе, что это такое — быть на волосок от смерти, задумался о том, что если бы погиб, то ничего бы после себя не оставил. Ну, несколько писем, несколько фотографий, может быть, приятные воспоминания в душах многих женщин, но ничего существенного, ничего, что бы доказывало, что Николас Оулд жил на этой земле. Мы живем в наших детях и в детях наших детей, они и есть та жизнь вечная, которая обещана в Библии. Но у меня нет потомства, и после смерти от меня не останется и следа, будто меня и не было вовсе. — И снова горькая ирония: — Какой удар по моему эго! И я решил предпринять что-нибудь. Я советовался с множеством специалистов по мужскому бесплодию, пока наконец мне не посоветовали клинику в Цюрихе, в которой если меня и не вылечат окончательно, то сделают все возможное, чтобы положение мое улучшилось — ведь я хоть и бесплоден, но не стерилен. То, что у меня есть, — это неплохо, просто этого у меня маловато. Поэтому восемь недель с пятницы по понедельник я был в клинике — анализы занимают много времени, и мне наконец сообщили, что улучшение есть, но незначительное. Понадобится время и еще один курс лечения, и тогда шансы стать отцом увеличатся, но и то только с подходящей женщиной — той, у которой окажется благоприятная для моих сперматозоидов среда. — Взглянув на то, с каким озадаченным видом она его слушает, он сказал: — Я же говорил, здесь слишком много подробностей.

Тесса кивнула.

— Продолжай! — В его откровенности не было не только ничего отталкивающего, наоборот, она даже гордилась тем, что у него хватает мужества говорить на эту тему. У Харри, окажись он на его месте, на это никогда бы духу не хватило.

— …Так что они ничего не обещали. — Николас снова помолчал и добавил: — Я как раз вернулся из Швейцарии, когда мы встретились на свадьбе Марагонов, и мне очень хотелось продолжить наше общение. Только ты тогда этого не хотела. Но судьбы — я тебе говорил, что верю в судьбу? — не избежишь.