Под плитой обнаружился жёлтый щебень.
— Один Бог ведает, как глубоко придётся рыть. — Харпер с размаху вонзил в слежавшееся крошево лом.
Шарп вооружился мастерком и стал вычёрпывать разворошенный ирландцем гравий.
Запыхавшийся Харпер утёр пот и с сомнением пробурчал:
— До гроба метра полтора, не меньше. Эдаким манером мы до утра проваландаемся.
— Бросай. — предложил Шарп, — Я попрошу Суареса, он завтра даст рабочих.
Уже замахиваясь, Харпер коротко кивнул. Раздался треск, лом ухнул в пустоту и ноздри наполнились миазмами гниющей плоти.
— Иисусе! — закашлялся ирландец.
Инструмент пробил крышку домовины, которую отделяло от поверхности едва ли полметра щебня. Шарп, зажав ладонью нос и рот, шарахнулся в сторону. Его примеру последовал ирландец, процедив сквозь зубы:
— Поленились, чёртовы жабы!
По церкви разносился запах смерти: сладковатый, тошнотворный, всепроникающий. За годы безмятежного существования на благословенной земле Нормандии Шарп успел его позабыть, но были времена в жизни друзей, когда они засыпали и просыпались с этой вонью, смерть горчила в пище и отравляла питьё. Подполковник навскидку мог назвать с десяток мест, таких, как Ватерлоо, где неистребимая вонь витала в воздухе даже спустя много дней после того, как погибших в битве похоронили.
— Да, вы были правы насчёт запаянного гроба, — гнусаво признал защемивший пальцами нос Харпер, отступая к хорам, — А бренди я лучше сам выпью.
Зловоние буквально валило с ног. Шарп затаил дыхание и, подобравшись к могиле, отгрёб щебёнку от проделанной Харпером дыры.
— Пожалуй, доверим это дело рабочим. — выдавил Харпер.
Шарп отбежал в сторону и хватанул воздуха:
— Согласен.
Представив себе, в каком состоянии тело дона Блаза, стрелок неожиданно для себя задумался о собственной смерти. Где его похоронят? Наверно, в Нормандии, рядом с Люсиль, под яблоней, что каждую весну будет ронять белый цвет на их могилы.
Грохнула дверь, и топот тяжёлых ботинок возвестил Шарпу, что они с Харпером больше не одни.
— Стоять! Не двигаться!
— Иисусе Христе! — воскликнул Харпер.
К Шарпу бежал сержант Дрегара, запылённый и злой. За его спиной семенил майор Суарес со взведённым пистолетом. Лицо у майора было обиженным, как у человека, обманутого в лучших чувствах. Дрегара, вооружённый, как и его понурые уставшие люди, карабином, поднял оружие и направил его Шарпу между глаз.
— Нет! — выкрикнул Суарес.
— Легче лёгкого, а? — с ненавистью прохрипел Шарпу Дрегара.
Кроме головорезов сержанта в церковь набились солдаты гарнизона, теперь с замиранием сердца ждавшие, что пуля Дрегары вот-вот вышибет мозги англичанина на алтарь.
— Нет! — твёрже повторил Суарес, — Они арестованы!
Свидетелей было слишком много, и Дрегара нехотя опустил карабин. Вид у него был утомлённый до предела, и Шарп злорадно прищурился: погоня далась ублюдку нелегко.
Мгновение испанец и англичанин сверлили друг друга взглядами, потом сержант отвернулся и повелительно бросил майору Суаресу:
— Заприте их!
Майор, нимало не смущённый тем, что ему отдаёт приказы сержант, кивнул. Дрегара явно был известен, как человек Батисты. Сержант пнул сундук и добавил:
— Это ко мне и оружие их тоже.
Двор его подчиненных торопливо схватились за ручки ящика.
Майор Суарес нервно объявил Шарпу:
— Вы арестованы!
— За что?
— Приказ Его Высокопревосходительства. — сказал Суарес, поёжившись, будто его обдало докатившейся из Вальдивии прохладцей неудовольствия капитан-генерала. |