Понимая, что дома Люсиль засыплет его сотнями вопросов о Наполеоне и его обиталище, Шарп старался сохранить в памяти грозящую обвалиться штукатурку на потолке, заплесневелые шторы, помутневшее зеркало в облупленной раме. На круглом столике соседствовали колода замусоленных игральных карт и портрет большеглазого мальчика в пышном мундирчике. На вбитом в дверь крюке висел рваный клетчатый плащ.

— А вы не испанец, мсье. Тоже плывёте в Чили?

Реплика императора застала Шарпа врасплох. По-своему истолковав его молчание, адъютант начал было переводить фразу на английский, но Шарп остановил его жестом и, прочистив пересохшее от волнения горло, сказал:

— Да, Ваше Величество. Я и мой боевой товарищ, ирландец мистер Патрик Харпер.

— Боевой товарищ?

— Он был старшиной у меня в полку.

Коленки у Шарпа ослабли, а голос, похоже, чуть дрожал. Почему, чёрт возьми? Ведь власти у этого маленького человечка было меньше, чем у ротного командира; он уже не был императором, он уже не творил историю. Шарп злился на себя, а в глубине его души зрел ответ: да, этот маленький человечек не творил больше историю, он сам был ею. Живой историей. Живой легендой.

— Что делать англичанину в Чили?

— Муж старой знакомой пропал там без вести, Ваше Величество. Разыскать его — долг чести.

— А вы, мсье?

Шарп перевёл вопрос императора Харперу и с удовольствием повторил по-французски ответ ирландца:

— Он говорит, мол, чёрта с два оторвался бы от размеренной мирной жизни, не будь она такой скучной.

— О! Как я его понимаю! Скука, и, как результат… — он похлопал себя по животу и обратился к Шарпу, — Для англичанина вы сносно владеете французским.

— Я живу во Франции, Ваше Величество.

— Во Франции… — на миг лицо императора омрачила печаль, — Привилегия, в коей отказано мне. Где именно во Франции?

— В Нормандии, Ваше Величество.

— Причина?

— Шарп помялся:

— Женщина.

Наполеон рассмеялся, искренне, от души, так что даже чопорный адъютант заулыбался.

— Я должен был догадаться. Отличная причина. Ваше имя, мсье?

— Шарп, Ваше Величество.

Стрелок помедлил и осторожно добавил:

— Я знавал генерала армии Вашего Величества, Кальве, и кое в чём посодействовал ему в Неаполе перед… э-э… — Шарп запнулся. Напоминать императору о Ватерлоо показалось ему нетактичным, — Летом 1814 года.

Наполеон подпёр подбородок рукой и некоторое время задумчиво смотрел на стрелка. Испанцы ревниво хмурились. Влага струилась с потолка, скреблись крысы и в каминном дымоходе гудели сквозняки.

— Я хочу побеседовать с вами отдельно, — произнёс, наконец, император. — Останьтесь, мсье.

Прощаясь, Наполеон обласкал испанцев, осыпал их комплиментами и посочувствовал чилийским повстанцам, против которых будут воевать такие бравые ребята. Артиллеристы цвели. Бонапарт поблагодарил их за визит и, пожелав удачной дороги, отпустил. Когда в гостиной остались лишь Шарп, Харпер, адъютант и слуга, император указал Шарпу на стул:

— Присаживайтесь. Есть разговор.

Шарп сел. Испанцы дожидались их с Харпером в бильярдной. Слуга принёс в гостиную вина, и Бонапарт говорил со стрелком.

Презрительно махнув рукой в сторону двери, за которой исчез полковник Руис, император усмехнулся:

— Они уже проиграли войну за колонии, хоть и хорохорятся.