Парадокс: как и люди, все скрипки похожи друг на друга — но одинаковых среди них нет. Нестираемая индивидуальность лучших скрипок всегда была важной союзницей морали и удерживала многих от попыток их похитить. Нам, однако, известны примеры нераскрытых краж ценных инструментов, в частности, прекрасного «страдивари», принадлежавшего известному любителю, атташе в Британском посольстве в Санкт-Петербурге. Скрипка, о которой идет речь, числилась в коллекции Плаудена. Я продал ее вышеупомянутому любителю в 1868 году; это была великолепная скрипка, датированная 1709 годом, в наилучшей сохранности. В 1869 году ее владелец получил назначение в посольство в Петербурге и отбыл туда.

Он был страстным любителем скрипки и отлично играл. Однажды случилось ему выступать на музыкальном вечере. Закончив, он, как обычно, поместил своего «страдивари» в футляр и закрыл его, но не запер. На другой день он баловался с попугаем, и тот укусил его за губу; ранка казалась совершенно незначительной, но на холоде превратилась в злокачественный абсцесс, от которого он скоро умер.

Когда пришло время, его представители прибыли в Санкт-Петербург и приняли ответственность за его имущество, которое перевезли в Англию. Примерно год спустя родственник покойного (мистер Эндрю Фонтейн из Нарфорда), увлекавшийся ценными скрипками, навестил семью умершего джентльмена и попросил разрешения взглянуть на «страдивари» 1709 года. Послали за футляром и открыли его. Взяв в руки скрипку, гость заявил, что здесь какая-то ошибка, и предположил, что принесли не тот футляр, поскольку инструмент, который ему дали, не имеет ничего общего со «страдивари» и не стоит даже соверена.

Стали выяснять, в чем дело, и было доказано, что футляр ни разу не открывали с тех пор, как доставили в Англию; он все время хранился под замком в сундуке у ближайшего родственника покойного владельца. На следующий день после вышеописанного случая связались со мной и спросили, смогу ли я узнать инструмент Страдивари, о котором идет речь. Мой ответ нечего даже пересказывать: с таким же успехом меня могли бы спросить, узнаю ли я собственного ребенка. Двойной футляр торжественно открыли в моем присутствии, и описанная выше скрипка была извлечена. «Это тот самый „страдивари“?» Я даже не понял в ту минуту, всерьез ли задан этот вопрос, так он был абсурден. Остается сказать лишь, что русские власти были мною уведомлены и им было предоставлено полное описание инструмента. Но до сего дня он так и не найден.

Не обнаружив в сухом рассказе мистера Харта особых литературных достоинств, Штарк зато замечает фактические расхождения между двумя историями об одной скрипке. В первой мать покойного дипломата просит торговца скрипками выкупить у нее инструмент, и тот замечает подмену. Во второй это открытие совершает некий родственник, а мистера Харта приглашают лишь как консультанта. Вряд ли автор статьи в The Strad сам выдумал историю про безутешную миссис Уорд; вероятнее всего, ее рассказал ему сам Харт, а в книге решил изложить иную версию событий. Почему? Не хотел, чтобы подумали, будто он обманул мистера Уорда, продав ему фальшивку под видом «страдивари», а потом отказался принять ее назад? Но ведь и версия, изложенная в книге, не противоречит такому сценарию. В обеих версиях лишь мистер Харт твердо приписывает скрипку, якобы утраченную в Петербурге, великому кремонскому мастеру. А ведь после него ни одному авторитетному эксперту не удавалось осмотреть инструмент.

И вот что еще непонятно Ивану: откуда мистер Харт знает, что после выступления в Петербурге мистер Уорд убрал скрипку в футляр, но не запер ее?

Тут Штарк вдруг понимает, что забыл спросить у Молинари про нынешнего владельца скрипки. Кто он, собственно, и откуда у него инструмент?

В следующий раз Иван звонит сыщику уже как его партнер по не существующей пока де-юре фирме «Молинари и Штарк».