Только я положил трубку, как телефон опять раззвонился, точно дежурный по райотделу не договорил. Или еще одна весточка вроде «старичок повесился»?

— Слушаю.

— Сергей Георгиевич, — спросил капитан Леденцов своим глуховатым, всегда далеким голосом, — вы дежурите по прокуратуре?

— Ага, дневалю.

— Происшествие, пустяковый случай…

— Небось старичок повесился?

— Откуда вы знаете?

— Интуиция.

— За вами заехать?

— Спасибо, не надо. Боря, а почему «пустяковый случай»?

— Наверное, без криминала.

Лукавил оперуполномоченный уголовного розыска; вернее, сам не понимал, отчего самоубийство отнес к пустяковому случаю. Потому что — старичок. Повесился бы директор завода или генерал, небось не назвал бы это пустяковым случаем…

Однокомнатная квартира залепила лицо стоялым воздухом. Я увидел труп старика на кровати, поискал глазами крюк или люстру. Но обрезанный хвост бельевой веревки торчал над кроватью, почти в изголовье, намертво привязанный к водопроводной трубе. Второй ее конец лежал на груди старика и обвивал шею петлей, уже кем — то ослабленной, как слишком тугой галстук. Старик не повесился, а удавился, лежа на кровати.

Леденцов протянул мне паспорт. Анищин Иван Никандрович, семьдесят лет. Интуиция уже шепнула успокоительно, что убийства здесь нет. Но опыт, вполне доверяя интуиции, все — таки был насторожен, ибо случалось всякое.

— Займись — ка соседями, — попросил я Леденцова. Удивила несовременная бедность. Деревянная кровать, по — моему изъеденная жучком; ветхий шкаф, в котором почти ничего не висело; голый пол без единого коврика или хотя бы половичка; крохотный телевизор из старых моделей, давно снятых с производства… Пачка «Огоньков». Настольная лампа, укрепленная на спинке кровати, при свете которой Анищин, видимо, читал «Огонек», — вместо абажура наверчена плотная бумага, пожелтевшая от накала лампочки. А выше темнели корешки старинных изданий: полки шли почти до потолка, скрашивая не только бедность квартиры, но и придавая самой смерти какую — то мудрость.

— Интересно, что это? — спросил я эксперта — криминалиста, увидев сооружение на стуле у изголовья, состоящее из стеклянной колбы, горлышка от бутылки и толстой проволоки.

— Самодельный кипятильник.

— Проще в чайнике…

Эксперт пожал плечами и кипятильник сфотографировал.

— Видимо, чтобы подогревать, не выходя на кухню, — предположил Марк Григорьевич, судебно — медицинский эксперт.

— Разве так далеко? — не понимал я.

— Если болят ноги… — задумался Марк Григорьевич.

Я осмотрел квартиру, как обязывал закон. Расположение мебели, состояние запоров окон и дверей, следы и отпечатки… Рядом с кухней была маленькая безоконная комнатка в три квадратных метра, которая меня восхитила: тисочки и электроплитка, всякие рубанки и фуганки, полки с инструментами и деталями… И все в хозяйском порядке, словно здесь жил другой человек, не позволивший бы себе соорудить кипятильник из бутылочного горлышка. Но эксперты скучали, не усматривая никаких признаков убийства, — они тоже обладали интуицией. Лишь понятые, две пожилые женщины, с молчаливым ужасом смотрели на удавленника. Они были правы, эти женщины — понятые. Убивают зачастую так внезапно, что жертва не успевает осознать свою гибель; если и без внезапности, то все равно у жертвы нет времени проникнуться чувством смерти; во всех случаях жертва до последней секунды надеется и в свою гибель не верит.