Изменить размер шрифта - +
Торговец стеклом влюбился, забрал Катю с улицы на содержание, а потом сделал предложение. После свадьбы Катя должна была уехать с ним.

– Свадьба через неделю! – Катя вся сияла. – Взяла разбег с Привоза, ан нет, за шухер на самом деле! Обещай, что ты обязательно до нас придешь! Ты должна прийти! Я очень хочу тебя за него познакомить! Ты увидишь, шо он не за швицер, не за коня в пальте!

Таня не сомневалась ни секунды, что Катя будет очень хорошей женой. Ни одна из девушек не была проституткой по натуре. На горькую уличную стезю их против воли толкнула жестокая жизнь. И если судьба давала им хоть один шанс измениться к лучшему, они цеплялись за него когтями и зубами, стремясь вырваться из трясины, из грязи. Кате удалось изменить свою жизнь к лучшему, и Таня была бесконечно счастлива за нее.

Сама же Таня весьма скупо говорила о своих делах. Упомянула только, что она – среди людей Японца. Это выслушали молча, с почтением. Здесь Таня могла не стыдиться своего криминального прошлого и настоящего. Здесь она была среди своих.

Веселье затянулось до ночи. Провожать Таню вышел весь двор. И долго еще она прощалась с подругами, обещая заходить при первой же возможности. И ушла с Молдаванки почему-то со слезами на глазах.

 

Дорога шла под откос. Автомобиль остановился до обрыва, притормозив возле груды камней. Двигатель заглушили, потушили огни. Где-то поблизости громко залаяла собака. Звякнула цепь. Пьяный голос раздраженно прикрикнул на собаку, ругаясь, велел замолчать.

Ночь была беспросветной, совсем темной. Даже луна скрылась за грядой густых облаков. Узкие, покосившиеся жилые дома начинались сразу под обрывом. Место же, где остановился автомобиль, было достаточно далеко от остального жилья.

Ночная Слободка жила своей собственной жизнью. Этот район был еще более бедняцкий и запущенный, чем Молдаванка. Покосившиеся дома бедноты лепились по обоим краям от железной дороги, представляя здесь единственную артерию жизни. Но, в отличие от Молдаванки, здесь не останавливались поезда. Это был район складов и всевозможных тайных артелей, занимающихся, в основном, переработкой полученной контрабанды и воровского товара.

Местность на Слободке была гнилой. Близость лимана и грунтовых вод создала тухлые болотца, поросшие камышом, – так называемые ставки, которые не были ни рекой, ни прудом, ни озером, ни даже болотом. Не было никакого определения под эту гнилую местность, где мягкая, словно прогнившая почва затрудняла любую застройку. А в воздухе постоянно стоял специфический запах ила и тины. Оттого и многие огороды часто зарастали камышом.

На Слободке жили одни босяки, которые, в отличие от обитателей Молдаванки, занимали самую низшую ступень в криминальном мире. Оборванные, вечно голодные стаи попрошаек любого возраста наводнили окрестности, нападая на более благополучных обитателей районов, граничащих со Слободкой. И даже не брезговали тем, чтобы у рабочих с окрестных заводов и фабрик отбирать их жалкие заработанные гроши.

Плохим местом была Слободка, которую называли Слободка-Романовка – из-за расположенного в округе сумасшедшего дома, страшного места скорби, которое было намного хуже городской тюрьмы.

 

Несколько минут автомобиль с потушенными огнями, не издававший никаких звуков, словно пытался вписаться в мрачный окружающий ландшафт. Затем из автомобиля вышли четверо вооруженных людей, которые тут же стали осматриваться по сторонам.

– Направо! – резко скомандовал грубый голос, и вооруженные люди пошли к одинокой глинобитной хижине, застывшей на самом краю обрыва. В единственном покосившемся окне этого убогого дома не было никакого света. Вокруг хижины не было даже забора – настолько запущенным выглядело это место.

– Один возле входа, двое по сторонам от окна, – скомандовал тот же голос, – оружие наготове.

Быстрый переход