— Я подумал, что, поскольку ваше имя было упомянуто в числе трёх других, вы захотите, чтобы вас предупредили об этом, — ответил Сайленс.

— Предупредили? — Холмс пожал плечами. — О чём? Я не усмотрел в вашем рассказе никакой угрозы, разве что угрозу повышенного внимания масс. Но, боюсь, благодаря моему другу Ватсону и его плодотворному перу я уже успел к этому привыкнуть.

— Вы — объект внимания не только читающей публики, — горячо возразил Сайленс. — Всё намного серьёзнее, если ваше имя на устах у демонов.

— Видите ли, доктор, дело в том, что я… не верю в демонов.

— Зато они верят в вас, — сказал Сайленс и встал. — Что ж, с вашей помощью или без неё, но я намерен и дальше заниматься этим делом. На случай если вы сочтёте необходимым продолжить этот разговор, у вас есть моя карточка.

— Или на случай, если потребуется изгнать злых духов из нашей домохозяйки.

Впервые за время своего визита наш гость проявил признаки нетерпения. Он стукнул металлическим наконечником трости по полу:

Ваша шутка неуместна, Холмс! Я уважаю вас как мастера в избранной вами области, и с вашей стороны было бы вежливо ответить мне тем же. Это дело касается тёмных сил, и, хотите вы или нет, оно касается и вас.

— Время покажет, — заметил Холмс. — А пока благодарю вас за проявленное беспокойство.

Он подошёл к столу для химических опытов и взялся готовить очередную смесь, давая понять: аудиенция закончена. Я подхватился, неловко пожал нашему гостю руку и проводил его к парадной двери.

Вернувшись, я застал Холмса за любимым занятием. Всё внимание моего друга было поглощено булькающими химикатами и шипением бунзеновской горелки.

— Это невежливо, Холмс, — сказал я. — Даже для вас.

Холмс пожал плечами:

— Какое мне до этого дело? Вежливость — это неестественный способ поведения, которым пользуются, чтобы скрыть правду. Вежливые манеры не идут на пользу детективу.

Я взял утреннюю газету и предоставил Холмсу заниматься исследованиями. Когда он в дурном настроении, общаться с ним бессмысленно.

Однако через несколько минут я был вынужден нарушить молчание:

— Холмс, какие три имени называл Сайленс?

Холмс, не отрываясь от своих опытов, проговорил:

— Хилари Де Монфор, владетель Боулскина и ваш покорный слуга. А что, друг мой, вы тоже желаете меня предостеречь?

— Всё гораздо серьёзнее, чем вы думаете, — сказал я, развернул газету и процитировал одну из заметок: — «Молодой представитель высшего общества обнаружен мёртвым при весьма загадочных обстоятельствах».

Я бросил газету Холмсу. Он начал читать, одновременно помешивая бледно-розовую смесь, которая пенилась в реторте:

— «Сегодня утром на Гросвенор-сквер был найден мёртвым Хилари Де Монфор, сын достопочтенного лорда Габриеля Де Монфора. Полиция хранит молчание, но свидетель сообщил, что тело было найдено… — тут Холмс приподнял одну бровь, — в чрезвычайно пугающем состоянии».

Холмс отбросил газету в мою сторону.

— Боже, избавь меня от языка газет. Они претендуют на то, что им есть что сказать, но не сообщают ничего, имеющего отношение к фактам.

— Возможно, нам удастся обнаружить факты в блокноте инспектора Грегсона? — предположил я. — Если бы вы дочитали статью до конца, вы бы узнали, что дело ведёт он.

— Грегсон?

Холмс одобрительно улыбнулся: он симпатизировал инспектору, как, впрочем, любому представителю этой профессии. Должен сказать, однажды он зашёл в своей симпатии так далеко, что назвал инспектора Грегсона самым умным в Скотленд-Ярде.