Пауза.

– Клеман Адер. Итого получается 83 – 3 = 80. 80 учеников остаются в игре.

Пионер авиации выглядит удивленным:

– Мне послышалось? – спрашивает он.

– Вы создали великолепную цивилизацию. Она достигла зенита славы и рухнула. Посмотрите, до чего вы докатились: в самом сердце вашей цивилизации людей-скарабеев братья и сестры царя устраивают заговоры. Их племянники и племянницы соревнуются, кто кого быстрее отравит. Даже ваши жрецы убивают друг друга.

– Зато мы ни с кем не воюем.

– У вас полный упадок. Никаких изобретений, открытий, ничего мало-мальски нового. Даже ваше искусство основано на перепевах прошлого. Вы живете только воспоминаниями о былой славе.

Клеман Адер шумно дышит. – Это… это из-за Мишеля! Приняв его людей, я способствовал упадку моего народа.

– Легко винить других, – возражает Сизиф. – На самом деле вы должны благодарить вашего товарища. Без него ваше падение произошло бы еще раньше. «Его люди», как вы выражаетесь, оказали вам значительную помощь. Они играли вашу партию, а не вы. Вы убили курицу, которая несла золотые яйца.

Клеман Адер сдерживается, и Сизиф продолжает.

– Вместо того чтобы отнестись к ним с уважением, вы превратили их в рабов и преследовали так жестоко, что им оставалось только бежать. Если вы видите, что меньшинство способствует вашему процветанию, лучше не восстанавливать против него остальную часть населения. Ревность к меньшинству, добившемуся успеха, самый легкий путь для демагога.

Клеман Адер очень странно смотрит на меня. Ледяным холодом веет от его взгляда.

– Если бы ваши народы поддерживали отношения равноправного сотрудничества, то ученые и художники Мишеля все еще трудились бы на благо вашей цивилизации. Люди-львы прекрасно поняли это: курицу, несущую золотые яйца, не убивают, – повторяет Сизиф.

Я предпочитаю промолчать.

Клеман Адер резко бросает в мою сторону:

– Я лучше проиграю без тебя, чем выиграю с тобой. Я жалею только об одном – о том, что принял твои корабли и дал убежище твоему выжившему народу. Но меня утешает, что твоя жалкая цивилизация, которая уже рассеяна по всей земле, вскоре тоже погибнет и отправится вслед за мной на кладбище.

Потом, обращаясь ко всем присутствующим, продолжает:

– Давайте же, добейте его! Я не отвечаю.

Но мое молчание не успокаивает Адера, а лишь больше выводит из себя. Он бросается на меня, начинает душить. Рауль оттаскивает его.

Сизиф тут же вмешивается. Щелчок пальцами, и кентавр хватает Клемана Адера.

– Терпеть не могу плохих игроков, – вздыхает Сизиф.

Теперь весь класс с любопытством смотрит на меня. Что я им всем сделал? Я единственный, кто никогда никого не завоевывал. Никого не обращал в свою веру. На моей совести ни одной резни.

– Не знаю, во что я превращусь, – выкрикивает Клеман Адер, которого уволакивает кентавр, – но поверь, Мишель, я постараюсь сохранить глаза и руки, чтобы аплодировать, когда тебе придет конец.

Огюст Роден, бог людей-быков, и Шарль, бог, покровительствовавший людям-селедкам, уходят сами, печально попрощавшись с нами.

Воцаряется тишина.

– Я хочу сказать еще одну вещь, прежде чем мы расстанемся, – говорит Сизиф, озабоченно нахмурившись. – Похоже, что среди вас есть богоубийца, который убивает других учеников. Если я правильно понял, его ожидает такое же наказание, как и меня. Я не знаю, кто это и почему он так поступает, но у меня есть для него совет – оставь это дело.

Мы выходим молча, с чувством глубокого уважения к этому странному поверженному царю. Эриния уже явилась за ним и заковывает его в цепи. Сизиф покорно возвращается к своему камню.