Владимира только жалко, так и не сказал, кто он и при каких обстоятельствах познакомились. Только это имя всплыло — Владимир. И чувство, что человек был неплохой.

Верховный начальник пришел на больничку, похвалил за своевременный угон, обещал дать в поощрение «пожизненно», невзирая на отсутствие документов. Следователь был сыном начальника «малолетки». А он хороший знакомый начальника распределителя. Взамен сожженного дела нового заводить не стали. Скорпиону грозило сидеть без суда и следствия по личной просьбе вышестоящих лиц, пока, вдоволь поглумившись, не прирежут втихую. Одно дело убить, но если еще и сломать…

В колонию после больнички привезли глубокой ночью. Полночи над боевой раскраской лица работал местный следователь с помощниками, доступно изъясняя, кто есть кто, а кто совсем никто. Простое крещение, простые законы. Крепкий не сломается, другому хватит пары ударов. Крестили за сына начальника малолетки, за разбитую машину начальника распределителя. Отдыхали и снова крестили.

На днях снова задержали зарплату, солнечная активность… Мстили за гадскую жизнь, за неудавшуюся стезю, за печальные судьбы. Просто мстили, вкладывая в удары всю горечь, что скопилась внутри, создавая из людей зверей.

Скорпион вяло перебирал ногами по сумрачному коридору. С разбитых губ падали тяжелые красные капли, заплывший правый глаз как раз и выдавал сумрачную картину коридора. От ранений еще не отошел, и снова здоровье подпортили.

Что за жизнь? Почему ничего не помню? Или раньше было так же?

Тяжелая дубинка прошлась по бедру, упал, сжимая зубы от резкой боли. Тяжелый ботинок помог встать. Крепкие руки подхватили и поставили у стены. Послышалось бряканье ключей.

— Да погоди ты браслеты снимать, пусть освоится. Смотри, какие патлы отрастил, может гопникам как девушка приглянется. Пусть народ порадуется. — Конвоир заржал и открыл камеру, пинком затолкнул внутрь, в спину добавляя. — Пресс-хата, получай мясо.

За спиной захлопнулась дверь. Скорпион остановился, не поднимая головы. Кровь с разбитых губ стекала, склеивала пряди волос, попадала в рот, но сплевывать было нельзя, это считалось прямым оскорблением хаты. Хотя, если взять в толк последние слова конвоира, то пресс хата — это не хата по понятиям зоны или СИЗО. Это место, где здоровые быки по наводке начальства ломают или опускают отрицающих возможность сотрудничества с правоохранительными органами. Попросту не желают быть стукачами, «красными» или отказываются от навешанных дополнительно преступлений.

Едва переступил порог камеры, забыл обо всем человеческом, краешек которого разбудил Владимир перед смертью. Сейчас либо драка до смерти, либо снимут штаны, навсегда смешав жизнь с грязью, от которой невозможно отмыться.

Их было трое: рослый бородатый кавказец, совсем не похожий на человека, которому нет восемнадцати лет, здоровый лысый качок с тупой ухмылкой и отсутствующим взглядом и низкорослый хилячок-подстрекатель.

— Ой, какая к нам девочка пришла, — первым начал игру подстрекатель. — Тебя как зовут? Люся? Будешь Люсей? Братва, я уверен, он хочет быть Люсей.

Бык и бородач заржали, кивая. Бородач зачесал пах, приговаривая:

— Гоба прав. Люся хочет ласки. Сегодня моя очередь быть первым.

Скорпион — значит злой. Злой, так злой. Я не против.

Мироздание поставило перед выбором.

Скорпион хмуро улыбнулся, сплюнул кровавым сгустком под ноги подстрекателю и упал на спину, стараясь не кривиться от боли в ребрах. Вдел ноги в руки и перекинул руки в наручниках вперед.

Вот теперь волчий бой.

Ногой подсек хиляка, вскочил, сдвоенными ребрами ладоней припечатал в горло быка, ткнул пальцами в глаза кавказца, не придерживая руки. Пальцы вошли в глазные впадины, втыкаясь давно не стрижеными ногтями в оба глазных яблока.