А она чистая… Незапятнанно чистая! Я ручаюсь за него, он мой бывший студент.
— «В основном не подтверждаются»? — уловила дотошная Катя. — Немного он, значит, все-таки виноват?
— Что-нибудь, Катюша, обнаружить можно всегда. Ну, к примеру… Должна на столе быть одна чернильница, а стоят две. Излишество! Вот тебе и пункт в заключительном документе… А если подсчитать, сколько народных денег уходит на комиссии, которые обнаруживают «что-нибудь»?
Катя испугалась, что на поляне, окруженной березами, у которых гигантский рост не отобрал изящества, дедушка вновь, как поверженный витязь, раскинется на траве. А Васи-спасителя рядом не было.
— Давай вернемся, — попросила она.
Но Малинин еще не все высказал. Катя поняла, что он должен разрядиться здесь, в лесу, чтобы протестующая энергия не осталась в нем и, мечась внутри организма, не задела бы сердце.
— Раньше за оскорбление вызывали к барьеру. На дуэль то есть… — пояснил Александр Степанович. — «Две пули — больше ничего — вдруг разрешат судьбу его…» Пальбу устраивать, я уверен, не следует. Но ведь пасквили даже бессмертных до отчаяния доводили. Нет уж… За нападение на человека с кастетом или с ложью отвечать надо.
Дедушкины слова были очень похожи на те, которые два года назад при подобной же ситуации произносил Вася. Катя не могла про себя не отметить это.
— А вот здесь Вася тебя спасал, — напомнила она.
— Нет, ты подумай… — опять зарядился энергией протеста Александр Степанович. — Давным-давно была такая история… В одной газете, областной, кажется, или в ведомственном журнале (до войны это было, и я запамятовал, где именно!) напечатали разоблачительное письмо. Обвинили человека во всех смертных грехах. Сначала опубликовали, а потом проверили. Факты не подтвердились… Не оказалось грехов! Вызвали в редакцию объект нападок… то есть человека этого, которого обвинили. Чтоб извиниться! А он не пришел.
— Обиделся?
— Нет, он умер.
— Как умер?…
— Обыкновенно… Кровоизлияние на почве острых переживаний. И что ты думаешь? Сотруднику, который вовремя не проверил письмо и оболгал человека, объявили выговор. Даже строгий! Но ведь он совершил убийство. А за убийство что полагается?
— Смерть, — со свойственной ей бескомпромиссностью заявила Катя.
— Ну суд хотя бы… А тут выговор. Непостижимо! Ненаказуемое убийство получается. А у человека, между прочим, жена, дети… И старая мать. Я об этом в своей последней монографии написал.
Эхо начало повторять мысли дедушки — и он приглушил голос.
— Ложь, клевета… Они же разъединяют людей. А людей надо объединять! Вася об этом две диссертации защитил. И даже, я бы сказал, защитил не столько диссертации, сколько законы дружбы и братства. Честное разоблачение — это очистительная волна. Она благородна, необходима! Но если с помощью псевдоразоблачений сводят личные счеты или прокладывают дорогу корыстолюбию?… Когда разоблачают клеветники и демагоги…
Александр Степанович не мог с ходу подобрать синоним к слову «демагоги» и замолчал.
Хотя вообще-то был убежден, что ребенок способен понять все на свете! С внучкой да еще в лесу он мог не сдерживать себя, не оглядываться по сторонам… Его устраивали и моментальность Катиного восприятия, и то, что «утечки информации» быть не могло.
Все же он сказал:
— Умолчание — разумеется, форма лжи. Но в некоторых случаях наиболее допустимая. Так что маме ни слова. Договорились? Довольно с нее…
4
Юлия Александровна часто сравнивала Васину жизнь с жизнью Александра Степановича. |