Медная ручка оказалась очень холодной.

«Если мне хоть немного повезет, то дверь будет заперта. Не-а. Сегодня явно не мой день».

Тони приоткрыл дверь и шагнул через порог. Он ожидал услышать драматический скрип, но хорошо смазанные петли лишь прошептали что-то неразборчивое. Небо снова затянули тучи, дневной свет померк, раздался тихий стук дождя по стеклам.

Фостер протянул руку назад, нащупал выключатель и повернул вверх первый маленький пластиковый рычажок.

Ничего не произошло.

Киношники практически не пользовались этими помещениями, поэтому никто не сменил лампочки тридцатилетней давности.

Тони очень хотелось бы поверить, что свет не зажегся именно поэтому.

Здесь было холоднее, чем в других частях дома. Там царила приятная прохлада несмотря на яркое освещение, необходимое для работы. Это кое о чем говорило парню.

Он чуял… свиные отбивные?

Рассеянного света, просачивающегося сквозь окна, оказалось достаточно, чтобы увидеть широкий бордюр под самым карнизом, разукрашенный разноцветными гоночными машинками. Фостер разглядел гамак, подвешенный в углу и полный мягких игрушек, таких пыльных, что все они приобрели одинаковый серый цвет. Парень угадал детскую кроватку, пеленальный столик и понял, что с камина, устроенного в дальней стене, снята защитная решетка.

Света было достаточно, чтобы увидеть, что в камине горит ребенок. Судя по нарисованным на бордюре машинкам, это был мальчик, но он слишком обуглился, чтобы сказать наверняка.

У Тони в животе все перевернулось. Фостера вырвало бы, если бы его не отделяли от ближайшего туалета дюжина взрослых, два ребенка и камера.

К тому же он смотрел всего лишь запись того, что случилось в прошлом. Ему слегка помогло то, что он не видел, как на самом деле умирает ребенок.

«Старина, а ты, наверное, думал, что к сегодняшнему дню уже привык к подобному дерьму?»

Он снова слышал, как оно вопило.

Или он мог слышать, как оно вопило.

В комнате внезапно потемнело.

Тони шагнул назад и с силой захлопнул дверь. Он сообразил, что половинки разделились, закрылась только нижняя. Парень понял, что тьма почти заполнила комнату, выплюнул нужные семь слов, прозвучавших непрерывной цепочкой панических слогов, и потянулся к верхней половине двери. Она захлопнулась.

Полдюжины человек, стоявших у места съемок, наблюдали, как Тони вышел из комнаты.

— Что это была за чертовщина? — спросил Питер, высунув голову из ванной комнаты.

Мечтая, чтобы мурашки между лопатками перестали бегать вверх, вниз, вправо и влево, Тони торопливо отошел от детской.

— Давление воздуха, — объяснил он и развел руками с растопыренными пальцами, дескать, я тут ни при чем. — Дверь захлопнулась, прежде чем я успел ее придержать.

— Если бы мы как раз снимали…

— Мы не снимали, — многозначительно вмешалась Тина из-за мониторов, подняла руку и постукала пальцем по циферблату часов.

Питер широко раскрыл глаза и заявил:

— Правильно. Не торчи там! Жми сюда и скажи Брианне, что ты не видел никакого ребенка.

Заявление Чи-Би насчет всего одного дня съемок было важнее захлопывающихся дверей, неловких оправданий ассистента режиссера и загадочного плача.

Лгать в этом доме могло оказаться плохой затеей, но рассказать восьмилетней девчонке правду в данном случае было еще хуже. Тони торопливо шагал к ванной комнате и очень надеялся, что нечистая сила, замешанная в это дело, примет во внимание данное обстоятельство.

— Он видел Карла.

— Вряд ли, Касс. Никто никогда не видел Карла. Даже Грэхем. Его только слышат.

— Он не прикасался к верхней половинке двери, когда ее закрыл.