Изменить размер шрифта - +
Что будет большой удачей, если в порту сжалятся и пошлют дирижабль. И что, увидев мертвецов на палубе, капитан дирижабля скажет разворачиваться и лететь обратно. На корабле нет ничего ценного – мама сказала, он вез почту и заказы из каталогов – мебель, занавески, ткани, книги и табак. С бешеной наценкой, потому что когда у левиафанов брачный сезон, почти никто в море не выходит. Барахло втридорога для тех, кто не хотел ждать аэропочту из удаленных регионов. Вот и цена жизней всех членов экипажа «Пересмешника» и десятка пассажиров, которым так срочно надо было попасть в Поштевицу.

Все это значило, что и груз дирижабль не станет спасать.

Может, заметив на палубе ребенка, они все же рискнут спуститься?

Если он доживет до дирижабля. Если не потеряет сознание, не сойдет за очередного мертвеца.

Он обвел палубу беспомощным взглядом. Отчаяние проклевывалось через панцирь отупения и вот вот должно было прорваться наружу, но сознание упорно сдерживало его. Чтобы детский разум не погасили яркие, режущие образы, один за другим врывающиеся в глаза. Вот разметанная куча внутренностей – яркие акценты, красный, черный, сизый и скучно серый цвета. Вот человек, у которого между плеч зияет черная улыбка пустоты – левиафан откусил ему голову вместе с половиной грудины. Вот раздавленный матрос, а может, и капитан – не поймешь в месиве ткани, костей и мяса, какие нашивки были на мундире.

Штефан, шатаясь, побрел к носу корабля. Там лежал кто то, сохранявший человеческие очертания. Рядом с неизуродованными трупами было спокойнее. Они были похожи на людей, они позволяли обманывать себя иллюзией, что мир не сошел с ума и не закончился прямо здесь.

Лежащим оказался герр Виндлишгрец. Его лицо обрело странный, зеленовато желтый оттенок. Он бесполезно зажимал рваную рану на боку набрякшим водой и кровью кителем.

Губы чародея шевельнулись, но Штефан по прежнему не слышал слов. Тогда герр Виндлишгрец поманил его пальцем. Он послушно подошел и опустился на колени. Чародей неожиданно проворным движением схватил его за воротник и положил ему на лицо мягкую липкую ладонь.

В переносицу словно ударила молния. Магическая энергия электрической вспышкой пробежала по венам, облизала лицо и руки, а потом пульсирующим клубком свернулась у сердца, распуская колючие искорки.

Мир вернулся – четкость очертаний, ощущений, а главное – звуков. Теперь люди не бессильно распахивали рты – они кричали. Конвульсивно сучили по доскам ногами, скребли окровавленными пальцами с сорванными ногтями, катались по палубе и выли, страшно, вибрирующе, будто захлебываясь забившей горло болью.

– Вы зачем?! – крикнул он, стряхивая руку чародея. – Я тоже умру! Зачем вы… разбудили?!

Мир снова покрылся туманом, и он успел обрадоваться, что возвращается благословенная отстраненность, но в следующее мгновение он понял, что это слезы застят глаза.

– Потому что ты можешь выжить. Ты сын Вайба Надоши?

– Да, – прошептал он, с ужасом глядя, как безногий матрос пытается перебраться через борт.

– Не смотри туда, – осадил его чародей и, взяв двумя пальцами за подбородок, развернул к себе. Глаза у него были спокойные, и это спокойствие будто передалось и Штефану. – Смотри на меня. Как тебя зовут?

– Штефан, – с трудом вспомнил он.

– Отлично, Штефан. Я сейчас дам тебе одну вещь. И ты пообещаешь ее сохранить, хорошо?

– Какую вещь?

Предложение герра Виндлишгреца казалось абсурдным. Ему показалось, что он сейчас достанет какую нибудь игрушку, из тех, которыми взрослые вечно пытались отвлекать его, когда мир рушился.

– Сначала пообещай, – чародей смотрел без улыбки, и в глазах его все отчетливее читалась тоска. – Это очень важно, Штефан. Не знаю, выживет ли кто то кроме тебя, но ты должен выжить.

Быстрый переход