Дело, конечно, поправимое, нужно только время, но хозяин обозлился и заявил, нервно вздергивая голову:

— За этот дувал ты мне должен заплатить, я его не на дороге нашел… Либо отработать, понял?

— Это что, рабство? — спросил дальнобойщик, не веря тому, что слышит.

— Как хочешь, так и понимай. Будешь работать у меня три месяца за похлебку… Дувал восстановишь, еще кое в чем мне поможешь — тебя не убудет.

Дальнобойщик вздохнул тяжело, достал из кармана пятидесятидолларовую бумажку.

— Возьми, хозяин и не обессудь. Больше у меня зелени нет. Только мелочь на котлеты.

В глазах хозяина вспыхнули и тут же потухли далекие холодные искры, будто на костер налетел ветер, расшевелил его, — порыв ветра был недолгим, и казах взял деньги. Смерив дальнобойщика с головы до ног внимательным взглядом, разрешающе махнул рукой:

— Ладно, поезжай!

Дальнобойщик прыгнул в кабину и поспешно тронул машину с места — историй о том, как его напарники по профессии попадали в рабство, он слышал не единожды, и сам в поездках смотрел во все глаза по сторонам, чтобы не угодить в неприятность, — в общем, знал, как люди работают за одну лишь похлебку и не знают совсем, когда им удастся освободиться от ярма, — чутье на этот счет имел хорошее.

Но никогда не ведаешь, откуда может появиться беда — угадать это невозможно.

Отъехал дальнобойщик от того аула недалеко — уйти далеко ему не дали, — километров через десять его догнала старая, разболтанная, состоящая из одних дыр и дребезжанья иномарка, проворно скользнула вперед и встала поперек дороги.

Дальнобойщик чуть не поставил свой КамАЗ на дыбы, пока тормозил, высунулся из кабины, хотел было выматериться, но сдержался: из машины вылезли два обритых наголо молодца и, зорко поглядывая по сторонам, подошли к КамАЗу. За поясом у одного из них торчал пистолет.

— Давай, дядя, вытряхивай оставшиеся у тебя доллары, — сказал главный из них, боец со свернутым набок носом, — иначе дороги дальше не будет.

— Что, насчет дороги цыганка нагадала? — поинтересовался дальнобойщик, голос его при виде налетчиков не дрогнул, внутри ничего не похолодело.

— Цыганка, — громко, улыбаясь по-бандитски покровительственно, подтвердили бритоголовые.

— Ну, хотя бы немного зеленых оставьте, — прежним, лишенным дрожи голосом попросил дальнобойщик, — мне же еще до дома добираться, есть-пить что-то надо.

— Выкладывай все, что есть, — угрожающе выкатил глаза детина, вооруженный пистолетом, — пока мы тебя самого не съели.

— Хорошо, хорошо, — примирительно поднял руки дальнобойщик, — выкладываю.

Он согнулся, уходя под руль, где снизу к бардачку у него была прилажена полочка, которая всякому, кто суется в кабину, видна не была и одновременно находилась на виду, нащупал лежавшую там гранату и, перехватив ее левой рукой, выдернул чеку.

С гранатами он в свое время имел дело в армии, поэтому «карманной артиллерии» не боялся, хотя у многих других — тоже бывших солдат, — при виде гранат начинали дрожать пальцы. У некоторых вообще слабели руки, и граната могла шлепнуться под ноги.

Выпрямившись, дальнобойщик высунул из окна кабины руку с гранатой.

— А вот и требуемые доллары, — проговорил он.

Налетчики побледнели, на физиономиях их заблестел стремительно выступивший пот. Тот, у которого за поясом находилось оружие, дернулся было к пистолету, но в следующий миг обмяк — убежать от гранаты он не успеет.

Покорно отступил от машины на несколько шагов, затем, не сводя вытаращенных глаз с дальнобойщика, отступил еще.