Проснувшись наутро, она почувствовала себя вялой и нисколько не отдохнувшей. Против обыкновения, прийти в себя не помог даже ежеутренний ритуал, да еще небо, как нагрех, затянуло густыми низкими тучами, а в груди словно бы прочно угнездилась какая-то неведомая тяжесть. Не желая смотреть в лицо ненастного дня, Джайна вздохнула,задернула шторы и отправилась вниз.

   Стоило ей войти в крохотную гостиную, Калесгос дружески улыбнулся, но тут же заметил ее бледность, и улыбка его увяла.

   – Не спалось?

   На это Джайна только покачала головой.

   – А тебе?

   – Нет, я выспался неплохо. Вот только дурные сны… Пожалуй, тут виноват твой повар. Ужин был на славу, однако в каком-то из блюд наверняка притаился ломтик недоваренной картошки.

   Несмотря на отчаянное положение, Джайна невольно хмыкнула.

   – Хорошо же. С этой минуты творить всю еду будешь ты – вот тогда и узнаешь, как привередничать, – с шутливой укоризной в голосе сказала она.

   Кейлек в притворном ужасе вытаращил глаза. Встретившись взглядами, оба немедля посерьезнели.

   – Похоже, неподходящее сейчас время для шуток, – со вздохом сказала Джайна.

   С обычной скрупулезностью отмерив заварку, она поставила чайник на огонь.

   – Похоже, – согласился Кейлек, вопреки шутливым упрекам в адрес повара накладывая себе яичницы, колбасок из кабанятины и овсянки. – Но это не так.

   – Ну, почему же, – возразила Джайна, наполнив свою тарелку и усаживаясь рядом, – бывает ведь, что юмор неуместен.

   – Бывает, – подтвердил Кейлек, впившись зубами в колбаску. – Но веселье – настоящее веселье, облегчающее душу, а с тем и лежащий на душе груз – уместно всегда. Знаешь, – продолжал он, прожевав кушанье, – я процитировал вам с Киннди не все, что… нет, «услышал» тут не подходит – скорее, «воспринял» от Норганнона.

   Чайник на плите засвистел. Джайна поднялась, сняла его с огня и налила обоим чаю.

   – Вот как? Отчего же?

   – По-моему, мисс Киннди пребывала не в том расположении духа, чтобы понять ее верно.

   Поставив перед ним чашку, Джайна уселась на место.

   – А я?

   На лице Кейлека мелькнуло странное выражение.

   – Ты? Возможно.

   – Так досказывай же.

   Кейлек смежил веки, и вновь его голос изменился – зазвучал мягче, глубже… иначе:

   – «Уверен, ты обнаружишь, что дар мой тебе – не только великий долг, хоть это и так, но и великая радость – и это тоже так! Так будь же верен долгу… и радуйся жизни».

   От этих слов сердце непривычно затрепетало в груди. Неотрывно глядя в синие глаза Кейлека, Джайна молчала, пока он не приподнял бровь, приглашая ее ответить. Опустив взгляд, волшебница помешала овсянку в миске.

   – Я… я говорила Киннди чистую правду, – с легкой запинкой сказала она, задумчиво поджав губы. – Я наслаждалась учебой. Я любила ее. Любила Даларан. Помню, как… занимаясь, напевала себе под нос. Ароматы цветов, лучи солнца, радость учебы, и практики, и, наконец, постижения заклинаний… Ветки над головой, сыр, яблоки, свитки…

   Слегка порозовев от смущения, Джайна улыбнулась и рассмеялась.