— Конечно, что бы вы хотели?
— Чего-нибудь кислого со льдом, если есть.
— Думаю, найдется, — сказал я и помолчал, прежде чем пойти в дом. — Не хотите халат или что-нибудь такое? — спросил я.
— Нет, спасибо, мне так хорошо, — ответила она.
Я подошел к бару, налил большую порцию виски в низкий стакан, сделал себе «Доэр» с содовой, взял пепельницу и понес все это на террасу — напитки в руках и пепельница, которую я прижимал к ребрам правым локтем.
— О, хорошо, — сказала она. — Я не знала, что делать с окурком.
Она погасила сигарету и взяла стакан.
— Благодарю, — сказала она. — Ваш бассейн восхитителен, надеюсь, вы не возражаете, что я им воспользовалась, было так жарко.
Мне не терпелось узнать, зачем она здесь. Слышала ли она об убийстве Берилла в шестичасовом выпуске новостей? Вряд ли кто-то включает телевизор во время коктейля.
— Ваше здоровье! — сказала она.
— Ваше здоровье!
Мы выпили.
— Почему вы не хотите искупаться? — спросила она.
— Может быть, позднее, — ответил я.
— По крайней мере, снимите пиджак и галстук, — предложила она. — Вам не душно?
Я снял пиджак и повесил его на спинку шезлонга за ее одеждой. Сегодня вечером она была одета во все белое. Шелковистое белое платье аккуратно сложено на сиденье шезлонга, белые модные лодочки на высоком каблуке стояли на черепице. Нет лифчика, отметил я. Комплект одежды дополняли трусики. Я потянул вниз узел галстука и расстегнул пуговицу рубашки.
— Ну как, — спросила она, — так лучше?
— Намного, — ответил я.
— Всегда слушайтесь маму, — сказала она. — Вам мешает, что я сижу здесь вот так?
— Нет.
— Вы отводите глаза, — сказала она, — не нужно.
Я почувствовал, будто по ошибке был рожден вторично в той жизни, которую уже прожил вечером в прошлую пятницу. Вспоминая Санни, я задумался, далеко ли от яблони падает яблоко, и снова задался вопросом, зачем пришла Вероника. Возможно, я избегал очевидного. Я, безусловно, был достаточно стар и достаточно искушен, чтобы принимать без вопросов полуодетую женщину, пьющую стаканами виски и говорящую мне, что не нужно отводить глаза в сторону. Но я никогда не тешил себя верой в то, что я неотразим для женщин; на самом деле лучшую часть своей жизни я провел, убеждая себя, что мог бы быть более привлекательным для противоположного пола. Многие знакомые женщины в моей тогдашней жизни были прелестны и возбуждали неосуществимые юношеские томления. На мгновенье у меня возникло чувство, будто я снова вернулся в Чикаго, тощий, прыщавый, потеющий и по-юношески пылкий. Но здесь, сейчас была Калуза, Флорида и знойная августовская ночь. Здесь, сейчас рядом была Вероника Мак-Кинни, полуголая, облитая лунным светом, и я, полностью одетый, смотрящий на буйную растительность, небеса, луну, бассейн, но только не на нее. Может быть, это как-то связано с ее возрастом, я по сравнению с ней был подростком.
— Вы проглотили язык? — спросила она.
— Просто думаю.
— О чем?
— О том, зачем вы пришли.
— Мне надоело. Кроме того, я вспомнила, что у вас есть бассейн.
— Ну ладно.
— Не пойму, почему вы так нервничаете. Если хотите, я оденусь.
Она вопросительно посмотрела на меня, я ничего не ответил. Она резко поднялась.
— Отвернитесь, — попросила она.
Я не отвернулся. |