Она жила с ним уже семь или восемь лет в меблированных комнатах на углу Флауэр и Дин-стрит в Спиталфилдзе. До Келли Кэтрин жила с Томасом Конвеем и родила ему троих детей. Двум мальчикам было пятнадцать и двенадцать лет, а двадцатитрехлетняя дочь Энни вышла замуж за трубочиста.

Сыновья жили с Конвеем, который бросил Кэтрин из-за ее беспробудного пьянства. Кэтрин годами не виделась ни с ним, ни с детьми. В прошлом она иногда приходила, но только тогда, когда ей нужны были деньги. Хотя они с Конвеем не были женаты официально, он кое-что ей покупал и платил за нее. Его инициалы были вытатуированы на ее левом предплечье.

Кэтрин Эддоуз исполнилось сорок три года. Она казалась очень худой. Тяжелая работа и пьянство наложили неизгладимый отпечаток на ее внешность, но когда-то она была довольно привлекательной со своими высокими скулами, темными глазами и черными волосами. Они с Келли кое-что приворовывали на улицах, а иногда она мыла и чистила комнаты. Осенью они обычно уезжали из Лондона, потому что начинался сезон сбора урожая. Вернулись в город они только в четверг. Вместе с тысячами других бедняков они собирали хмель в графстве Кент. Работа была тяжелой и низкооплачиваемой. Кэтрин и Келли получали не больше шиллинга за бушель, но по крайней мере можно было хоть на время выбраться из грязи и тумана и подышать свежим воздухом. Они жили, как короли, ночевали в амбарах, кормились на фермах. К возвращению в Лондон у них не осталось ни пенса.

В пятницу, 28 сентября, Келли вернулся в меблированные комнаты на углу Флауэр и Дин-стрит в Спиталфилдзе, а Кэтрин осталась на свободной кровати в ночлежке. Неизвестно, что она делала той ночью. На следствии Келли показал, что она не была уличной женщиной, поскольку он не потерпел бы, чтобы его женщина была с каким-нибудь другим мужчиной. Кэтрин никогда не приносила ему денег по утрам, сообщил Келли, желая развеять последние сомнения в том, чем женщина зарабатывала себе на жизнь. Он утверждал, что Кэтрин не была алкоголичкой и напивалась лишь изредка, по особым случаям.

Кэтрин и Келли считали себя мужем и женой и регулярно платили по восемь пенсов за двуспальную постель в ночлежке. Впрочем, иногда они ссорились. Несколько месяцев назад Кэтрин ушла от Келли на «несколько часов», но Келли под присягой поклялся, что в целом они с Кэтрин жили вполне мирно. Он сказал, что в субботу утром она предложила заложить кое-что из собственной одежды, чтобы купить еды, но он настоял на том, чтобы заложить его ботинки. Кэтрин так и сделала, выручив полкроны. Эта закладная квитанция и еще одна, которую они купили у какой-то женщины на сборе хмеля, надежно покоились в одном из карманов Кэтрин. Она не теряла надежды на то, что когда-нибудь сможет выкупить ботинки Келли и остальные вещи.

В субботу утром, 29 сентября, Кэтрин встретилась с Келли между десятью и одиннадцатью часами на старом вещевом рынке в Хаундсдиче, возникшем на месте старинного римского рва, окружавшего Лондон. Хаундсдич располагается между Олдгейт Хай-стрит и Бишопсгейт Уизин. Этот район с северо-востока прилегает к лондонскому Сити. Большую часть вырученной суммы Кэтрин и Келли потратили на еду. После плотного завтрака Кэтрин отправилась по своим делам. И меньше чем через пятнадцать часов она оказалась хладным трупом, из которого вытекла практически вся кровь.

Днем она надела на себя почти все, что у нее было: черный жакет с искусственным мехом на воротнике и манжетах, два верхних жакета, отделанных черной шелковой тесьмой и искусственным мехом, ситцевую блузку в цветочек с тремя оборками, коричневый льняной корсаж с черным бархатным воротником и коричневыми металлическими пуговицами спереди, серую нижнюю юбку, очень старую зеленую шерстяную юбку, очень старую и истрепанную синюю юбку с красной оборкой на светлой саржевой подкладке, белую рубашку, мужской белый жилет с пуговицами спереди и двумя карманами, коричневые чулки, зашитые на носке белыми нитками, мужские ботинки (правый был зашит красной нитью), черную шляпку с бархатной отделкой, белый фартук.