– Проклятье, – бросила я. – Точнее, это очень мило с ее стороны. Мне стоит ее поблагодарить.

Развернувшись, я подолом задела ногу манекена, который повалился на стеллаж с посудой, стоящий прямо возле моего начальника. Я попыталась его поймать, но было уже слишком поздно. К счастью, у Джекаби реакция оказалась гораздо быстрее. Он одной рукой остановил манекен в нескольких дюймах от дорогущих мензурок и пипеток, затем водрузил его на место и впервые окинул взглядом мое огромное красное платье.

– Бога ради, что это на вас? – спросил он. – Надеюсь, вы не собираетесь так одеваться на работу?

Я сглотнула. Мои щеки вспыхнули, а атласный воротник вдруг еще сильнее стянул мне горло.

– Другого платья у меня нет, – призналась я. – Есть еще мужская одежда: штаны и все такое, – но не могу же я так ходить по городу.

– Так вы тоже ходить не можете, – заметил Джекаби и вернулся к готовке. Подняв по очереди две одинаковые красные емкости, он понюхал содержимое каждой из них. – Если вам нужна одежда, попросите Дугласа помочь.

– Дуглас когда-то носил дамские платья? – удивилась я.

– Насколько мне известно, нет, хотя сегодня я бы лучше увидел его в платье, чем в перьях. Он ведет записи о моих прошлых делах и бухгалтерские книги. Некоторое время назад у одного клиента не было денег, поэтому в качестве оплаты я получил сундук женских платьев. Полагаю, они принадлежали его покойной жене, а может, матери. Просто спросите Дугласа – он вспомнит. Как считаете, пахнет паприкой или порохом? – спросил он и сунул мне под нос одну из красных емкостей.

Я с опаской принюхалась.

– Паприкой? – предположила я, хотя ни разу не нюхала ни того, ни другого.

Кивнув, Джекаби щедро поперчил омлет. Затем он приправил его и из другой емкости. Когда порох затрещал и запрыгал по намазанной маслом сковороде, детектив пригнулся и прикрыл лицо руками. Взрыва не последовало, и Джекаби выпрямился, с улыбкой вдыхая приятный аромат.

Извинившись, я пошла за платьем к утке. Дуглас, вежливая птица, не стал возражать и отвел меня к замшелому сундуку у дальней кромки пруда. Я любезно поблагодарила его, и он улетел обратно на свое кресло на маленьком острове. Открыв сундук, я вытащила пыльное черное платье, которое признала бы старомодным даже старушка-пуританка. Я все равно приложила его к себе. Покойная жена – а может, мать – клиента была совсем крохотной. Позади меня раздался смешок.

Дженни сидела на поваленном дереве, подперев рукой мерцающую голову.

– Ах! Я не… Доброе утро, мисс Кавано, – сказала я.

– Называй меня Дженни, – улыбнулась она. – Не стоит тебе это надевать.

– Но я спросила разрешения…

– Не сомневаюсь, милая. Но надевать это платье не стоит, потому что оно ужасно.

– Полагаю, ты права, – согласилась я. – Хотя, будь я на голову ниже и на двадцать фунтов легче, из меня получилась бы прекрасная колонистка. Крохотная, тоненькая колонистка.

– По-моему, тебе идет это красное платье, но оно ведь вечернее, а не дневное?

– Выбора у меня не осталось. У меня с собой только красивые платья и рабочие штаны. Оставалось лишь одно платье, которое ты постирала. Кстати, спасибо.

– Если они тебе не нравятся, зачем ты их привезла?

Я вздохнула.