И только одинокий монотонно повторяющийся крик совы, по всей вероятности усевшейся на ближнем дереве, продолжал раздаваться с печальной периодичностью.

Дон Бернардо решил, что настал час выполнить свой замысел. Он толкнул дверь исповедальни и переступил порог своего убежища.

В то мгновение, когда его нога коснулась плиты церковного пола, начали отзванивать полночь.

Не шевелясь, он ждал, пока медленно отзвучат двенадцать ударов, мало-помалу исчезая в неощутимых колебаниях воздуха, ждал, чтобы решительно двинуться от исповедальни к хорам; ему хотелось убедиться, что никто уже не бдит подле умершей и ничто не помешает ему в осуществлении его намерения.

Но при первом его шаге в сторону хоров их решетка медленно открылась и там появилась монахиня.

Дон Бернардо вскрикнул: то была Анна де Ньебла.

Ее поднятая вуаль оставляла лицо открытым. Вуаль удерживалась на лбу венком белых роз. Анна держала четки из слоновой кости, желтоватой по сравнению с рукой, их державшей.

— Анна! — вскричал молодой человек.

— Дон Бернардо! — прошептала монахиня.

Рыцарь бросился к ней.

— Ты назвала мое имя, — горячо заговорил он, — значит, ты меня узнала?

— Да, — ответила монахиня.

— У Святого источника?

— У Святого источника.

И дон Бернардо заключил монахиню в объятия.

Анна не сделала ни единого движения, чтобы высвободиться из его рук.

— Прости меня, — воскликнул рыцарь. — я схожу с ума от радости, я схожу с ума от счастья, но что ты здесь делаешь!?

— Я знала, что ты здесь!

— И ты меня хотела увидеть?..

— Да.

— Так ты знаешь, что я тебя люблю?

— Я знаю это.

— А ты, ты любишь меня?

Уста монахини остались безмолвными.

— О Ньебла, Ньебла! Одно слово, только одно! Во имя нашей юности, во имя моей любви, во имя Христа! Любишь ли ты меня?

— Я дала обеты, — прошептала монахиня.

— О, что для меня твои обеты, — воскликнул дон Бернардо, — разве и я их не давал и не я ли их нарушил?

— Я умерла для мира, — сказала побледневшая Христова невеста.

— Даже если ты, Ньебла, умерла для жизни, я тебя воскрешу.

— Ты меня не заставишь жить заново, — сказала Анна, покачав головой. — А я, Бернардо, заставлю тебя умереть…

— Лучше спать в одной и той же могиле, чем умереть порознь!

— В таком случае, что ты решаешь, Бернардо?

— Выкрасть тебя, увезти с собой на край света, если потребуется; за моря и океаны, если это нужно!

— Когда?

— Сейчас же.

— Двери заперты.

— Ты права; а завтра ты свободна?

— Я свободна всегда.

— Завтра жди меня здесь в этот же час, я раздобуду ключ от церкви.

— Я буду тебя ждать, но придешь ли ты?

— О, клянусь тебе в этом моей жизнью! Но какова твоя клятва, каков твой залог?

— Держи, — ответила Анна, — вот мои четки.

И она завязала их вокруг шеи Бернардо.

И в тот же миг он обнял Анну де Ньеблу и крепко прижал к груди; их губы встретились в поцелуе.

Но, вместо того чтобы быть жарким, как первый поцелуй любви, прикосновение уст монахини оказалось ледяным, и холод, пробежавший по жилам воина, пронзил его сердце.

— Прекрасно, — сказала Анна, — теперь никакие человеческие силы уже не смогут разлучить нас.