-Уходим, пока они не закончили и на нас опять не переключились.

Никто не возразил, с Велесом все были согласны. Кроме Романа.

-Уходим? – Он закинул винтовку за спину, а товарищи удивлённо на него смотрели. – Ну, нет друг – мы сейчас побежим так будто нам в задницы скипидаром плеснули.

Усяй рассмеялся, Велес улыбнулся, Китаец убрал свой маленький меч, коим орудовал в бою, комбинируя его с выстрелами винтовки. Одно всем было непонятно в этом методе боя показавшем себя весьма эффективно – как он умудрялся держать винтовку одной рукой и так ловко из неё стрелять? Впрочем, не до вопросов. Они припустили таким бегом, что и олимпийский спринтер позавидовал бы.

Остановились, только, когда впереди показался слабо освещённый дверной проём. Дверь от него куда-то пропала. Она там раньше было, это точно – петли остались и рваный кусок металла на этой петле имелся. Туда вошли, прежде отдышавшись и обнажив пистолеты. Простые, без аномальной начинки. За дверью их ждало большое помещение, заставленное битым оборудованием. Только у него крыши не было. Точнее она была не вся. Большая её часть отсутствовала. На её месте зияла неровная дыра.

-Плешь. – Указав наверх пальцем, сообщил Велес. – Постоянная пространственная аномалия, работающая на гравитационных принципах. Что-то типа супер «Вихря». Считается легендарной.

-Да? И что нам с того?

-Рома, мы у ворот ЧАЭС. – Широко улыбнувшись, сообщил ему Велес.

-Прекрасно. – Кивнул Роман, садясь на какой-то ящик, из коего торчал колтун разноцветных проводов. – Новые неприятности уже рядом.

-Если будем осторожны, всё пройдёт отлично…

К разговору подключился Усяй. Велес и Роман начали какой-то спор, а Китаец как всегда слушал, не слыша – так он сам это называл. Он воспринимал всё, что говорилось, и вычленял только то, что было ему важно или необходимо. Он не учился этому, с детства был таким. В школе он поражал этой своей способностью – слушать как статуя всё сразу и запоминать лишь то, что ему нужно. Он не очень был любим девочками, его сторонились мальчики и обожали учителя…, а он относился ровно ко всем. Родители, работавшие в фирме производящей компьютеры, очень любили маленького Тохиро. Некоторое время. Пока не поняли что парень не только вундеркинд, но и очень особенный мальчик. Он не умел сопереживать. Совсем не умел. Когда мистер Акигава уволил отца, и в их доме поселилась печаль и строгая экономия средств, он не понимал печали отца, он не мог понять слёз матери. Даже когда умер отец, он не мог понять, почему мама плачет. И, увы, Тохиро не видел смысла в том, что бы играть чувства. Мама считала юного вундеркинда монстром. А он не был таким. Он продал коллекцию монет отца – память о нём, которой очень дорожила мать. Ну и что? Ведь отец умер! Ему уже всё равно, а им эти деньги очень помогли. Но мать не понимала его, а Тохиро не понимал нелогичного поведения матери. В какой-то момент их пути разошлись. Юный японский гений шёл по жизни, быстро поднимаясь вверх. Без принципов, без глупых эмоций. Как он очутился в этой ситуации? В Зоне, так далеко от цели, к которой уже почти дошёл, что бы сменить её на новую цель? Это целая история.

Китаец слушал босса, спутников, ждал. Страха, как и других эмоций, он испытывать не умел, так что просто ждал. То, что могло шевельнуть в его душе страх, другого заставило бы поседеть. Тоже было и со всеми остальными эмоциями. Увы, Тохиро видел вещь радующей глаз, если для других она была олицетворением божественной красоты. Он питал лёгкую злость на человека минуты три, когда другой навсегда и люто возненавидел бы. Он мыслил логически и хорошо, что так. Если бы умел испытывать эмоции, после отправки сюда, в Зону, буквально в шаге от заветной цели – наверное, повесился бы.

Сейчас Китаец ждал, попутно осматривался. В этой комнате, в окружении груды битого оборудования, исковерканной и сгнившей мебели, была одна странность, странная даже для Зоны.