— Ишь ты, все он знает! — Радьярд Тир устрашающе усмехнулся и кивнул на пирамиду. — Смотри же!

Это было ужасно, — добавил Джалобин, когда дух Джона закончил осмотр его краткосрочной памяти. — Ты думаешь, что сейчас очень шумно? Но ты просто не слышал, что началось тогда. Полное светопреставление. Точно вселенский шторм смёл и принес сюда всех детей разом. Мы чуть не оглохли от воплей перепуганных крошек. Их маленькие духи постепенно заполняли пирамиду. У пирамиды откинулась верхушка, и поток духов хлынул туда, точно бензин в топливный бак. Все булькало и бурлило, а они падали и падали — друг дружке на голову. И длилось это много часов. Понятия не имею, откуда все они насыпались. Судя по количеству — со всего мира. Вот и все, что я знаю. Боюсь, мое представление о случившемся весьма поверхностно, Джон. Да и сознание мое затуманено. Я даже сомневаюсь, точно ли я воспроизвел то немногое, что помню, похоже, у меня в голове все перемешалось. А все остальное я и вовсе забыл. Напрочь. Чувствую себя полным идиотом.

Это, должно быть, из-за воздействия ртутных паров, — подумал в ответ Джон. — Неудивительно, что память у вас как решето и вы чувствуете себя… гмм… идиотом, Джалобин. Надо вас отсюда вызволить. И поскорее.

Забудь обо мне! Главное — остановить ифритцев. Они планируют перевернуть с ног на голову все самые фундаментальные законы бытия, — думал Джалобин. — Они хотят взять природную тягу человека к добру и обратить ее во зло. В ее полную противоположность. Скоро никто из нас не будет понимать, что есть добро, а что зло. Мы не будем знать, чего желать, о чем думать…

А где сейчас Нимрод?

Они его куда-то увели.

Джон проследил за взглядом Джалобина — до двери в стене нефритовой пирамиды.

Туда? — спросил Джон.

Наверно. — Джалобин силился очистить свои мысли от яда ртутных паров и что-нибудь вспомнить, но тщетно. Туман и дурман в голове все сгущались. — Иблис что-то говорил про месть.

Иблис здесь? Вы его видели?

Да. Нет. Я не уверен. Он не был похож на Иблиса. На самом деле он был похож на фокусника из телевизора. На Адама Аполлониуса. Но Радьярд Тир упорно называл его папой.

Это многое объясняет, — подумал Джон. — Иблис, должно быть, вселился в фокусника, чтобы получить влияние на беднягу Дыббакса. Дыббакс всегда обожал этого фигляра Аполлониуса.

Уж не знаю, кто он, Адам Аполлониус или Иблис. — вмешался в его мысли Джалобин , — но прибыл этот тип, когда пирамида была заполнена приблизительно наполовину. Послушай, Джонни, ведь Иблис не убьет его, а? Не знаю, как я буду жить без Нимрода, о ком буду заботиться.

Никто никого не убьет, Джалобин.

Джон намеренно поместил эту мысль на передний план своего сознания, чтобы Джалобин воспринял именно ее и ничего другого. Сам же мальчик, в закоулках сознания, мечтал о том, чтобы Филиппа с золотым слитком побыстрее добралась до мавзолея императора. Это вопрос жизни и смерти. Сейчас нет ничего более важного. Нет и не может быть.

Я должен идти. Искать Филиппу. Я приведу ее сюда.

— Будем надеяться, что золотой слиток нам и правда поможет, — отозвался Джалобин.

Дворецкий не привык мысленно беседовать с пришельцем, который вселился, непрошеный, к нему в черепушку. Да что там Джалобин? Любой нормальный человек на его месте решил бы, что чокнулся. Джалобину же было особенно трудно — из-за ртутных паров, которые, как говорил Нимрод, совершенно не имеют запаха, но очень сильно воздействуют на человеческое сознание. Поэтому последние свои слова Джалобин проговорил не про себя, а вслух.