— Начинаю понимать, — уточнил Нимрод. — Значит, музейных сторожей напугала не принцесса Амен-Ра? Это тоже был ты. Но это случилось в тысяча девятьсот десятом году. Что же ты молчал столько лет?

— С тех пор не было возможностей. А тогда здесь проходил тайный спиритический сеанс. Здесь был другой джинн.

— Конечно. Гарри Гудини.

— Он понял, что что-то не так, и не дал мне материализоваться. Ты же пришел не один. Ты привел с собой еще двух джинн. Этого оказалось вполне достаточно. Я вернулся.

— Захватывающая история, — сказал Нимрод. — Сожалею, что после стольких лет ожидания мне приходится так с тобой поступить, но… делать нечего. Тебе пора уйти. — Нимрод взмахнул руками и произнес свое слово-фокус громко, так громко, как никогда прежде:

— ФЫВАПРОЛДЖЭ!!!

Эхнатон рассмеялся:

— Глупый марид. Теперь, спустя тысячи лет, ни одному джинн не совладать со мной в одиночку, — прошипел он. — Зато я знаю много способов завладеть джинн, древних способов, которые тебе в твоей эпохе даже неведомы.

Эхнатон взглянул на бабуина-призрака и скомандовал:

— Баби!

Тот одним прыжком настиг Нимрода и вонзил клыки ему в ногу. Нимрод взвыл от боли и отскочил, но бабуин не отставал и успел укусить его еще раз. Потом, в мгновение ока, он оказался у ног своего зловещего хозяина. Тот подставил ладонь с покрытым иероглифами куском ткани, и — по новой команде — кровь Нимрода капнула с клыков зверя на эту ткань.

— Теперь мне не хватает лишь одного, — с улыбкой произнес Эхнатон. — Твоего древнего или, как теперь говорят, твоего пра-имени.

Ковыляя к двери, чтобы оказаться подальше от близнецов, Нимрод закричал им:

— Бегите! Джон! Филиппа! Бегите!

Но не успели они сделать и шагу, как Эхнатон схватил их своею дланью.

— Скажи свое древнее имя, — велел он Нимроду. — Или я прикажу Баби перегрызть им глотки.

— Дядя, не говори! — крикнула Филиппа, а бабуин сердито залаял в ответ.

И Нимрод не раздумывая произнес свое древнее имя.

Довольно усмехнувшись, Эхнатон ослабил страшную хватку и выпустил близнецов. Затем он взял с постамента большой сосуд, канопу, снял с нее крышку в виде головы бабуина и сунул себе под мышку.

— Бегите, дети, бегите! — проговорил Нимрод, отбиваясь от крокодила и кобры и одновременно стараясь увести Эхнатона подальше от близнецов. — Вы сами с ним не справитесь.

Призрак злобно зыркнул на Джона и Филиппу:

— Я вернусь за вами, когда разделаюсь с ним.

И неспешным шагом он двинулся вслед за Нимродом.

Близнецы переглянулись. Они были в полном отчаянии.

— Мы не можем его бросить, — сказал Джон. — Что будем делать?

Стоявший в дверях Нимрод снова вскрикнул, потому что бабуин-призрак укусил его в третий раз. А Эхнатон меж тем уже навис над ним, и разверстое горло канопы угрожающе зияло в его руках. Нимрод понял, что бороться бесполезно. Злой джинн, вселившийся в человеческий призрак, — враг грозный, почти неодолимый. А Эхнатон, кажется, обладал удвоенной или утроенной силой. Проведенные в гробнице тысячелетия, похоже, нисколько не ослабили его мощи. Нимрод вдруг понял, внезапно и безнадежно, что имеет дело с куда более могущественным противником, чем мог быть сам Эхнатон. Эхнатон и тот неизвестный джинн из клана Ифрит, который вселился в него когда-то, видимо, погибли одновременно, потому что дух их теперь стал един.

Эхнатон приставил горло канопы к голове Нимрода.

— Теперь ты мой раб, — сказал он. — Отныне и во веки веков.