— Он очень скучал.
— Лейла, мы отлично знаем, что заслужили наказание, — заявил Нил. — И поверь, твой урок не прошел даром.
Взглянув на кошку, сидевшую на руках у Филиппы, Алан с трудом подавил желание на нее броситься.
— Какое счастье, что ты превратила нас в собак, а не в котов, — сказал он. — Я бы, наверно, не смог быть котом. Ненавижу!
— Это не ты говоришь, Алан, — сказал Нил. — Это в тебе пес говорит.
И он был прав. В обоих братьях навсегда осталась частичка настоящей собачьей души.
Джон пощекотал кошечку под подбородком.
— Как мы ее назовем? — спросил он. — Она все-таки кошка. Мы не можем назвать ее мисс Негодий. А Негодяйкой как-то не хочется.
— Попробуем с другого конца, — сказал Джалобин. — Ее звали Монтана. Но оставить это имя тоже нельзя, поскольку нелепо называть типичную британскую короткошерстную серебристо-серую кошечку в честь американского штата Монтана. — на мгновение задумался. — И все таки надо сохранить что-то от прежнего имени… И при этом придумать что-то кошачье… А главное — по-настоящему британское, чтобы подчеркнуть породу. О! Знаю! Назовите ее Монти. В честь знаменитого британского генерала.
— А что? Пусть будет Монти, — кивнул Джон. — Мама, кстати, уж не означает ли все это, что ты вернулась в семейный джинн-бизнес?
Миссис Гонт улыбнулась. Зачем омрачать детям счастье встречи и спасения? Она еще успеет рассказать им, зачем прибыла в Ирак.
— Да, милый. Уж не знаю, понравится вам это или нет. Понимаете, согласно Багдадским законам, если джинн отказывается от применения джинн-силы, другие джинн обязаны уважать такое решение и оставить этого джинн в покое. Но! Если джинн нарушает собственную клятву и снова, хотя бы однократно, использует джинн-силу, то первоначальное решение больше не действует, и никто из джинн его больше не признает. Более того, второй раз дать такую же клятву нельзя. На самом деле, для меня отныне будет даже опасно не пользоваться джинн-силой. Допустим, я дам себе самой слово этого не делать и буду его держать, но другие джинн, враги нашего клана, не станут уважать мое решение. Причем с превеликим удовольствием.
— Папа, наверно, будет недоволен? — спросила Филиппа.
— Еще бы! Но тут уж ничего не поделаешь. Теперь ничего нельзя изменить. Впрочем, он наверняка меня поймет. Я же объясню ему, что случилось. Он всегда меня понимает. В том числе поэтому я и вышла за него замуж.
— Да, кстати… — сказал Джон, у которого до сих пор перед глазами стояла картина, как он убивает собственного отца. — Как там папа?
— Прекрасно, — сказала миссис Гонт.
— Правда? С ним все хорошо?
— Правда. Я видела его вчера. Он передавал вам огромный привет.
Джон с облегчением вздохнул.
— Слушайте, надо же срочно позвонить Нимроду! Сказать, что с нами все в порядке.
— Конечно, звони, — сказала миссис Гонт. — И вообще нам пора в путь. А то папа будет волноваться.
— Как, интересно, мы уместимся в этом автомобиле? — жалобно сказал Джалобин. — Нас же теперь семеро. Даже восемь, если считать Финлея.
Миссис Гонт покачала головой:
— Мы не поедем на машине. Мой смерч ждет нас в пустыне, неподалеку.
— Вот здорово! — обрадовался Джон. — Самому-то мне пока такую штуку не сотворить. Смерч то есть. Слабо.
— Я бы и пробовать не стала, — честно призналась Филиппа. — Сил совсем нет. |