А кроме этого в хрустальной крошечной вазочке на журнальном столике лежали несколько российских рублей, десяти- и пятидесятикопеечных монет, несколько картечин, гаек, шурупов и флешка. Разумеется, всё было из золота девятьсот семнадцатой пробы (а если верить источникам в интернете, проба у «павловских» пятирублёвок была ещё лучше).
Убрав монеты, я загрузил новую партию лекарства-травки-свинец-монета в жаровню, щёлкнул зажигалкой для газовых плит и поднёс огонёк к смеси. Когда та затлела, я активировал истинное зрение… но вместо разноцветных энергетических потоков меня встретила чернота.
— … рак, какой же дурак мне достался в ученики!
— Ба… ба… джинни, что кричишь? — с трудом проговорил я, узнав голос. Язык едва шевелился, и выговорить имя девушки не смог, решив обратиться по роду-племени. Дурацкая идея оказалась, как узнал секунду спустя.
— Кто?! Как ты меня назвал, глинорождённый?! — вспыхнула, как порох девушка.
Последним эпитетом она называла меня только в минуты бешенства, когда под воздействием ярости не работал запрет на произношение «глинорождённый». Её Сила слегка придавливала клятву служения, в мелочах придавливала.
Меня вздёрнули вверх, ухватив за грудки, и начали трясти, награждая с каждым «качком» нелестными прозвищами.
— Дурак! Сумасшедший! Безмозглый дэв! Бестолочь! Иблисов осёл! Алчный вонючий шайтан!
Мне и так было нехорошо, а тут ещё и тряска эта… в общем, меня стошнило, а так как Бармина держала меня, фактически в своих руках, то… гхм.
— Я! Тебя! Убью! Однажды!
Джиннии было с чего так яриться. Оказывается, я потерял сознание прямо во время алхимического опыта, чуть не погибнув. Во всём виновато магическое истощение и моя жадность. Несколько дней подряд работы с «философским камнем» чуть не сыграли трагическую роль. Бармина успела в самый последний момент, когда мои энергетические каналы чуть не сгорели под воздействием хлынувшей в них (и совсем пустых после моей работы) внешней энергии. Остановила, запечатала, подпитала и… чуть не убила.
Да уж, досталось мне по полной программе, джинния меня разве что тонким слоем не размазала по всей квартире. Поняла, заср… милая девушка, что пока я чувствую вину, она может вволю оторваться на мне — клятва слуги и господина слегка сбоила, а грань между трёпкой и причинением увечий Бармина соблюдала чётко. Но я её понимал: умру я, и следом закончит своё существование и она. А если Клятва посчитает, что смерть наступила по её вине (заклинание-то Бармина мне дала да и учителем назвалась) или могла спасти, но не стала, то умирать она будет в жутких мучениях. А живучесть у магических созданий невероятная, что иногда (в предсмертных муках, к примеру) только вредит.
Потом она закинула меня в ванную и уже через дверь сообщила:
— Дважды телефон звонил, но там лишь одни цифры были.
«Прохоров, что ли?», — мелькнула мысль в голове и пропала. Не до разговоров мне было сейчас, вот в себя приду и перезвоню.
Пришёл в себя только на третий день. Утром проснулся и понял, что состояние вполне себе сносное, хоть снова за денежный станок становись.
После нескольких гудков раздался знакомый голос Прохорова:
— Здравствуй, Вить, тебя, как нашу Думу на месте не застать. Где пропадал?
— Привет, Николаич. Приболел тут, видать в полях просквозило, не до разговоров было совсем.
— Сейчас как чувствуешь себя? Дело не ждёт, сам должен понимать.
— Сейчас отлично…
После разговора с нумизматом мне пришла смс с незнакомым номером, судя по начальным цифрам — абонент заседал в Москве.
— Старый Мир, чем могу помочь? — раздался приятный женский голос в телефоне, когда я набрал номер, присланный Прохоровым. |