— Как истинные ученые, джентльмены, мы должны хотя бы предоставить мистеру Норреллу возможность нас убедить.

Поэтому решили, что кто‑нибудь напишет мистеру Норреллу письмо.

Всем было ясно, что мистер Хонифут и мистер Сегундус показали себя не с лучшей стороны, а в случае замечательной библиотеки мистера Норрелла так и совсем оплошали, поскольку не могли дать о ней никакого связного отчета. Что они видели? О, книги, очень много книг. Великое множество? Да, они полагали, что собрание изумило их своими размерами. Редкие книги? Ах, вероятно. Им позволили снять их и полистать? О нет! Мистер Норрелл не зашел в своей любезности так далеко. Но они ведь читали названия? Да, конечно. Ладно, так пусть скажут хотя бы, что это были за книги. Они не знали, не могли вспомнить. Мистер Сегундус сказал, что название одной из них начиналось на букву «Р», однако ничего более сообщить не сумел. Это было очень странно.

Мистер Торп хотел сам написать мистеру Норреллу, но большинство присутствующих стремились главным образом поставить мистера Норрелла на место и справедливо полагали, что лучший способ оскорбить самозванца — поручить составление письма доктору Фокскаслу. Так и вышло. Через некоторое время пришел сердитый ответ.

Аббатство Хартфью,

Йоркшир,

1 февраля, 1807

Сэр, Дважды за последние годы я имел честь получить от членов йоркского общества письмо с просьбою о знакомстве. Теперь приходит третье, извещающее, что общество недовольно. Сдается мне, что доброе мнение йоркского общества утратить так же легко, как и приобрести, оставаясь при этом в неведении о причинах как одного, так и другого. В ответ на изложенные в письме обвинения, будто я приписал себе способности, которыми якобы не могу обладать, отвечу одно: другие легко объясняют свои неуспехи изъянами мира, а не собственным невежеством, однако истина такова: волшебство столь же достижимо в нашем веке, как и в любом другом, что я за последние двадцать лет не раз доказал к полному своему удовлетворению. И какова же награда за то, что я люблю магическое искусство больше других? За то, что штудировал его прилежней? Теперь распространяются слухи, будто я выдумщик; мои профессиональные способности приуменьшаются, а мои слова ставят под сомнение. В данных обстоятельствах вы, полагаю, не сильно удивитесь, если я скажу, что не слишком расположен делать йоркскому обществу какие‑либо одолжения и в особенности — демонстрировать колдовство. Ученое общество йоркских волшебников встречается в следующую среду; тогда я и сообщу вам о своих намерениях. Ваш покорный слуга

Гильберт Норрелл

Все это было в высшей степени неприятно и таинственно. Маги‑теоретики нервно ждали, что же теперь пришлет им практикующий чародей. Однако мистер Норрелл прислал им всего лишь стряпчего — весьма обходительного и совершенно обычного стряпчего по фамилии Робинсон, в аккуратном черном костюме, лайковых перчатках и с документом, подобных которому члены йоркского общества никогда прежде не видели — проектом соглашения, составленным в соответствии с давно забытым кодексом английской магии.

Мистер Робинсон вошел в верхнюю комнату таверны ровно в восемь, явно полагая, что его там ждут.

У мистера Робинсона была контора с двумя клерками на Кони‑стрит, и многие джентльмены его знали.

— Господа, — улыбнулся мистер Робинсон, — документ сей по большей части составлен моим клиентом, мистером Норреллом.