По прошествии времени приходит желание простить. Перечитывая много лет спустя, в более спокойные времена ту публикацию в «Индиа тудей», он видел, что текст статьи гораздо беспристрастнее ее заголовка и гораздо взвешеннее, чем последнее ее предложение. Те, кому хотелось почувствовать себя оскорбленными, в любом случае нашли бы повод оскорбиться. Желающие воспламениться праведным гневом раздобыли бы себе огня. Возможно, более всего журнал навредил ему тем, что в нарушение профессиональных традиций и негласных запретов напечатал отрывок из романа и сопроводительную статью за девять дней до выхода книги в свет, когда ни один ее экземпляр еще не добрался до Индии. Это дало свободу действия Саиду Шахабуддину и его коллеге, такому же оппозиционному депутату парламента Хуршиду Алам Хану. Они были вольны говорить о книге все, что взбредет в голову, и никто не мог им возразить, поскольку никто ее не читал. Единственный, впрочем, человек в Индии, прочитавший сигнальный экземпляр, журналист Хушвант Сингх, на страницах «Иллюстрейтед уикли оф Индиа» призвал, кабы чего не вышло, запретить «Шайтанские аяты». Таким образом, он стал первым в примкнувшей к запретителям международной кучке литераторов. Хушвант Сингх потом утверждал, что к нему обращалось за советом издательство «Вайкинг» и что он предупредил редакторов и автора о возможных последствиях публикации романа. Не факт, что он кого-то предупреждал. А если и предупреждал, то так, что никто его не услышал.

Для него стало неприятным сюрпризом, что на личности переходили не только мусульмане. В новорожденной газете «Индепендент» некий Марк Лоусон цитировал, не называя имени, его соученика по Кембриджу, объявившего автора «Шайтанских аятов» «надутым типом», который, что типично для «выпускника привилегированной школы», не желал разговаривать с респондентом Лоусона, поскольку «считал себя самым умным и образованным». То есть какой-то безымянный однокурсник вменял ему в вину годы прозябания в Рагби! Другому «близкому товарищу», также анонимному, было понятно, отчего он порой производил впечатление человека «угрюмого и заносчивого»: все потому, что он был «шизофреником» и «не дружил с головой»; он поправлял людей, неправильно произносивших его имя! — и, что кошмарнее всего, однажды уехал на такси, которое Лоусон заказал для себя, оставив бедного журналиста стоять на тротуаре. И таких мелочных гадостей было еще очень много, в самых разных газетах. «Многие его близкие друзья признают, что человек он малоприятный, — писал Брайан Эпплярд в „Санди таймс“. — Рушди чрезвычайно эгоистичен». (И что это за «близкие друзья», которые отзываются так о своем друге? А те самые, анонимные, которых так ловко раскапывают журналисты.) В «нормальной жизни» все это было бы неприятно, однако не заслуживало бы особого внимания. Но в разыгравшемся вскоре смертельном противостоянии успешные попытки выставить его дурным человеком нанесли ему немалый урон.

Лорду Байрону чрезвычайно не нравились сочинения поэта-лауреата Роберта Саути, поэтому он язвительно высмеивал их в печати. Саути ответил Байрону тем, что причислил его к «сатанинской школе», а поэзию его назвал «сатанинскими стихами».

Британское издание «Шайтанских аятов» поступило в продажу в понедельник 26  сентября 1988 года, и теперь, оглядываясь назад, он даже испытывал ностальгию по тому краткому промежутку времени, когда ничто еще не предвещало беды, когда публикация романа воспринималась исключительно как событие литературной жизни и когда обсуждение его шло на языке литературной критики.