Джудит показалось, что от стыда она сжалась до размеров маленького горячего шарика.

— Мне и в голову не приходило, что я могу неограниченно расходовать твои деньги, — тихо произнесла она. — Но, как твоя жена, я рассчитывала, что ты гарантируешь мне в этом смысле определенную свободу, а не сведешь мое существование до уровня бедной родственницы или школьницы, вынужденной клянчить деньги на карманные расходы.

— И ты решила, что лучше брать деньги у других?

— Я ни у кого деньги не брала, — почти закричала Джудит. — Я их выигрывала. А выигрывала потому, что играла лучше.

— Ты выигрывала потому, что ты опытная, прожженная авантюристка. Я думал… я надеялся, что, с Божьей помощью, нам удастся наладить взаимопонимание. Но какое может быть взаимопонимание, Джудит? Ты манипулируешь всеми, кто встречается на твоем пути. Если, конечно, это тебе выгодно.

— Нет, — прошептала она.

Внизу живота нестерпимо болело. Джудит прижала ладони к щекам и повторила:

— Нет, это не так.

— В самом деле? — Его брови приподнялись. — Скажи-ка мне, пожалуйста, Джудит, когда ты в первый раз решила, что я именно тот, кому можно выгодно сбыть свое бесценное целомудрие? Когда? В тот момент, когда впервые меня увидела? Или сообразила это позднее… по пути в Катр-Бра?

— Что ты такое говоришь? — Ее глаза расширились от ужаса. — Я даже не понимаю, что ты говоришь.

— Ах вот как? Не понимаешь? Тогда позволь мне объяснить тебе, моя тупая, несообразительная жена.

Он отошел подальше, боясь потерять над собой контроль.

— Так вот, слушай: у тебя было кое-что ценное — по крайней мере ты считала это ценным — твоя невинность, и ты все прикидывала, кому бы выгоднее ее продать. Естественно, тому, кто предложит больше. И такой нашелся. Разумеется, олух, не знающий, с кем имеет дело. Вначале ты разыграла опытную женщину, без предрассудков. Это был отличный трюк, и я на него попался. А когда понял, было уже поздно.

Джудит было плохо. Ее тошнило. Такого вообще прежде с ней никогда не было. Значит, все это время он думал, что она специально прикинулась распутной женщиной, чтобы своей невинностью заставить его жениться.

— Нет, — едва слышно произнесла она. — Это неправда. Я и не думала о своем целомудрии, когда была с тобой. Я думала только о тебе… ты должен вспомнить, как это было. Как ты только мог подумать обо мне такое? Я вообще не представляю, как можно подумать такое. — Говорить ей мешали слезы, и она уже не сдерживала их.

Маркус ее почти не слушал. Только раздраженно махнул рукой:

— Ну, устраивать представления ты большим мастерица. А какой спектакль ты разыграла тогда в гостинице, когда, на твое счастье, там оказались мои друзья! Хороший ты капкан поставила, верно? И захлопнула его умело.

— Нет, — снова прошептала она. — Все было совсем не так. Тяжесть на сердце стала свинцовой. Она была сражена наповал. Никакого желания сопротивляться и защищаться у нее сейчас не было.

— А теперь слушай меня внимательно. — Маркус говорил медленно и отчетливо. — Поскольку ты все-таки моя жена и с этим ничего не поделаешь, тебе придется начать вести себя соответствующим образом. Лимит доверия ты уже весь исчерпала. Поэтому отныне за пределами этого дома ты имеешь право играть только в вист и в мушку. Я буду контролировать каждый твой шаг, — Он начат перечислять, загибая пальцы: — Принимать приглашения ты будешь только с моего одобрения, в игорный зал входить будешь только в моем сопровождении, и если я увижу тебя играющей во что-то еще, кроме виста и мушки, то немедленно, невзирая ни на какие приличия, заставлю тебя покинуть зал. Тебе понятно?

— Да, — тихо отозвалась она, а сама подумала: «Значит, ты хочешь засадить меня в тюрьму, а сам станешь надзирателем».