– А зубы, ничего не скажешь, прекрасные зубы. Такому и волк не страшен. Самая надёжная нянька для детей.
– Нянька! —охнула мать. – Катя, Катя, да оставь ты это страшилище!
– А я говорю – он миленький, – ответила девочка и ласково потрепала круглое ухо. – Посмотри, какое у него личико добренькое!
Мать в отчаянии взмахнула руками, а дети, подталкивая и уговаривая, подвели упиравшегося пса к террасе. Однако войти на террасу он отказался, лёг на землю около ступенек и принялся усердно зализывать раненый бок и лапу. Время от времени он насторожённо поглядывал на манившую его калитку, но тут же опять поворачивался к террасе.
– Если полезете целоваться – уведу вас в комнаты! – пригрозила мать.
Вздыхая, дети сели на нижнюю ступеньку лестницы и оттуда стали кидать псу кусочки хлеба и кости из супа. Кости он разгрызал с хрустом, как сухие хлебные корочки, а от сахара равнодушно отвернулся – сладкого он не знал.
– Джумбик не привык жить на террасе, правда, жалко, мамочка? – огорчались дети.
– Очень будет приятно, если и вовсе не привыкнет, – ответила мать. – А теперь идите спать, можете сказать ему «спокойной ночи».
– Спокойной ночи, Джумбик, – в один голос проговорили дети и ушли опечаленные.
Если бы мать заметила, каким взглядом, полным грусти, пёс проводил их, она, наверное, перестала бы его бояться.
…От полной луны на дворе было светло, почти как днём. Пёс лежал около лестницы, где его с вечера оставили дети. Вдруг он поднял голову, прислушался и быстро вскочил на ноги: дверь тихонько отворилась, и на террасе появились две маленькие белые фигурки. Они что-то тащили.
– Джумбик, – послышался радостный шёпот. – Ой, Боря, подушка мешает, я упала!
Белая фигура споткнулась и покатилась вниз по ступенькам, другая, путаясь в чем-то длинном, кувыркнулась за ней. Пёс радостно замахал хвостом и шагнул ближе. Послышался смех.
– Ой, Боря, опять целуется!
– Тише ты! Маму разбудишь, и всё пропадёт. Клади сюда одеяло и подушку. Ой, он и меня тоже!
Утром мать остановилась на террасе в молчаливом ужасе: пёс лежал на прежнем месте с очень довольным видом. А по бокам, тесно прижавшись к нему и завернувшись в одеяла, крепко спали маленькие ночные путешественники,
– Ты понимаешь, – в отчаянии говорила мать отцу, – ведь мне и подойти нельзя. Боря, Катя! Вставайте сейчас же, несносные дети!
«Несносные дети» вскочили, торопливо протирая заспанные глаза. Вид у них был до того растерянный, что отец быстро отвернулся и ушёл с террасы: смеяться тут не следовало.
– Сегодня за обедом не получите сладкого, – строго сказала мать. – А если ещё такое безобразие устроите – прогоню вашего Джумбо, так и знайте!
Она повернулась и ушла. Но глаза у Бори были зоркие.
– Мама сама сердится, а сама смеётся, – шепнул он Кате, поднимаясь по ступенькам. – Только ты ей не говори, пускай думает, что мы не видали.
Прошло несколько дней. И случилось так, что детей почему-то не было дома, а пёс уныло лежал на земле, не отводя глаз от калитки – ждал их. Мать сидела на террасе и, незаметно для себя положив шитьё, задумалась. Вдруг что-то большое осторожно просунулось под опущенную руку. Мать вздрогнула: тяжёлая голова легла ей на колени, умные карие глаза смотрели доверчиво и вопросительно.
«Ну, что?» – казалось, говорили они.
– Джумбо, – удивлённо сказала мать.
Пёс стоял не шевелясь, прижимаясь всё крепче, не сводя с неё глаз. |