|
Наконец мы достигли конца лестницы. Теперь мы оба стояли на влажных каменных плитах в усыпальнице Монтрезоров. Мой друг шел нетвердой походкой, бубенчики на его колпаке позванивали при каждом шаге. - Где же бочонок? - сказал он. - Там, подальше, - ответил я. - Но поглядите, какая белая паутина покрывает стены этого подземелья. Как она сверкает! Он повернулся и обратил ко мне тусклый взор, затуманенный слезами опьянения. - Селитра? - спросил он после молчания. - Селитра, - подтвердил я. - Давно ли у вас этот кашель? - Кха, кха, кха! Кха, кха, кха! Кха, кха, кха! В течение нескольких минут мой бедный друг был не в силах ответить. - Это пустяки, - выговорил он наконец. - Нет, - решительно сказал я, - вернемся. Ваше здоровье слишком драгоценно. Вы богаты, уважаемы, вами восхищаются, вас любят. Вы счастливы, как я был когда-то. Ваша смерть была бы невознаградимой утратой. Другое дело я - обо мне некому горевать. Вернемся. Вы заболеете, я не могу взять на себя ответственность. Кроме того, Лукрези... - Довольно! - воскликнул он. - Кашель - это вздор, он меня не убьет! Не умру же я от кашля. - Конечно, конечно, - сказал я, - и я совсем не хотел внушать вам напрасную тревогу. Однако следует принять меры предосторожности. Глоток вот этого медока защитит вас от вредного действия сырости. Я взял бутылку, одну из длинного ряда лежавших посреди плесени, и отбил горлышко. - Выпейте, - сказал я, подавая ему вино. Он поднес бутылку к губам с цинической усмешкой. Затем приостановился и развязно кивнул мне, бубенчики его зазвенели. - Я пью, - сказал он, - за мертвецов, которые покоятся вокруг нас. - А я за вашу долгую жизнь. Он снова взял меня под руку, и мы пошли дальше. - Эти склепы, - сказал он, - весьма обширны. - Монтрезоры старинный и плодовитый род, - сказал я. - Я забыл, какой у вас герб? - Большая человеческая нога, золотая, на лазоревом поле. Она попирает извивающуюся змею, которая жалит ее в пятку. - А ваш девиз? - Nemo me impune lacessit! <Никто не оскорбит меня безнаказанно! (Лат.)> - Недурно! - сказал он. Глаза его блестели от выпитого вина, бубенчики звенели. Медок разогрел и мое воображение. Мы шли вдоль бесконечных стен, где в нишах сложены были скелеты вперемежку с бочонками и большими бочками. Наконец мы достигли самых дальних тайников подземелья. Я вновь остановился и на этот раз позволил себе схватить Фортунато за руку повыше локтя. - Селитра! - сказал я. - Посмотрите, ее становится все больше. Она, как мох, свисает со сводов. Мы сейчас находимся под самым руслом реки. Вода просачивается сверху и каплет на эти мертвые кости. Лучше уйдем, пока не поздно. Ваш кашель... - Кашель - это вздор, - сказал он. - Идем дальше. Но сперва еще глоток медока. Я взял бутылку деграва, отбил горлышко и подал ему. Он осушил ее одним духом. Глаза его загорелись диким огнем. Он захохотал и подбросил бутылку кверху странным жестом, которого я не понял. Я удивленно взглянул на него. Он повторил жест, который показался мне нелепым. - Вы не понимаете? - спросил он. |
