— Года три назад он подобрал ее неподалеку от города Алжира. Автобус врезался в ее семью на шоссе. Отец, мать и ослик погибли. Люсиль получила перелом ноги.
— У нее арабская кровь? — осведомился Таррант.
— В основном. Четвертушка французской, а может, и восьмушка. Мы не могли узнать поточнее. У ее родителей не было дома. Все их пожитки были тогда на ослике.
— Ясно. Значит, это наследие тех лет, когда вы еще вовсю руководили вашей Сетью?
— Да. Когда Люсиль выписалась из больницы, Вилли проявил мягкосердечие. Он и помыслить не мог, чтобы девочку отправили в приют. Ну, а теперь вот у него с ней возникли проблемы…
Таррант увидел в зеркальце, как Вилли ухмыльнулся и сказал:
— Между прочим, это ты. Принцесса, обеспечила ей отдельную палату и еще выписала из Парижа Сутье, и ей сделали пластическую операцию, чтобы на лице не осталось никаких шрамов.
— Ну, мало ли что… — Модести смущенно пожала плечами, и Таррант не без удовольствия отметил, что порой и ей приходится держать оборону. Он сказал:
— Ну, а Венг, судя по всему, еще одно несчастное одинокое издание, которое подобрали уже лично вы, Модести?
— Что это вы вдруг вдвоем ополчились против меня? — Улыбнулась Модести. — Пока что у нас проблемы только с одиноким созданием, которое подобрал Вилли.
— Это верно, — мрачно кивнул головой Вилли. — Вся беда в том, сэр Джеральд, что ее чуть не с пеленок приучили воровать и попрошайничать. У нее было тяжелое детство… В прошлом году мы решили провести недельку в Танжере, остановились у Модеста и взяли к себе Люсиль. У нее как раз были каникулы. Так знаете, что она учудила? Раздобыла какие-то жуткие лохмотья, вывалялась в пыли, потом где-то одолжила грудного ребенка и пошла просить милостыню у туристов. Ужас… — Он сокрушенно помотал головой.
— И надо же было случиться, что ее заметила монахиня из ее школы, — сказала Модести.
— Вот именно, — снова вздохнул Вилли. — И мать Бернар набросилась на меня так, словно я тут кругом виноват.
— Не надо было шутить, — заметила Модести. — Люсиль успела выпросить три с половиной американских доллара, двенадцать шиллингов шесть пенсов, а также пятьдесят с чем-то местных драхм. Вилли возьми и брякни матери Бернар, что, на его взгляд, это для начала очень даже неплохо.
Таррант запрокинул голову и от души рассмеялся. В темных глазах Модести загорелось удовлетворение. Она сказала:
— Так-то лучше. А то, когда вы появились, у вас был невероятно усталый вид.
— Виноват, что не сумел этого скрыть, — сказал Таррант, смахивая с кончика сигары пепел. — У нас выдалась тяжелая неделя.
— Что-нибудь серьезное?
— Пока трудно судить, — пожал плечами Таррант. — Много разных мелких проколов. — Помолчав, Таррант добавил: — А вчера я потерял человека в Праге.
— Грустно это слышать. — Модести положила руку на запястье Тарранта. — Большая потеря?
— Это был мой лучший агент в тех краях. Но независимо от профессиональных качеств смерть есть смерть.
— Разумеется.
Таррант чуть вскинул брови и спросил:
— Когда вы руководили Сетью, вам не приходилось испытывать нечто подобное?
— В известном смысле да. — Она устроилась в углу, и взгляд ее стал чуть отстраненным, потому как она позволила нахлынуть воспоминаниям. — Конечно, когда ты заправляешь делами в преступной организации, все обстоит немного иначе. Большинство твоих людей — отпетые мерзавцы, и потому ты постоянно выступаешь в роли укротителя львов. |