Четверка двинулась дальше. Таррант, охваченный жаркой волной неудовольствия, попытался было что-то сказать, но Модести легко тронула его за рукав со словами:
— Не стоит… Они даже забавны. Настоящие ходячие карикатуры.
Таррант посмотрел мимо нее и увидел, как из дверей появился Вилли Гарвин. Таррант не мог понять, слышал ли он разговор, но так или иначе Вилли смотрел вслед четверке, и на его лице появилось странное выражение. Он снова исчез в здании клуба.
— Да, они не из тех, к кому Вилли питает слабость, — обратился Таррант к Модести.
— Мы играли здесь всего пару раз, потому как это недалеко от «Мельницы», но вообще-то в основном здесь симпатичные люди. А ослов можно встретить всюду. — Она оглянулась на здание и сказала: — Уж не знаю, что это Вилли там делает, но пойдемте пока к метке. Пару минут спустя Вилли снова появился на улице. Он оставил в раздевалке свой пиджак, и теперь на нем была темно-синяя рубашка с коротким рукавом, какие любят надевать военные. Над нагрудным кармашком виднелся ряд орденских ленточек, а на голове у него красовалась оранжевая фуражка на несколько размеров меньше, чем следовало бы. Он чуть втянул щеки и насупился, выглядя лет на десять старше.
— О Боже, — сказала Модести и, как показалось Тарранту, тихо хихикнула. — На него нынче накатило.
— Где он раздобыл эту фуражку и эти ленточки? — тревожно прошептал Таррант.
— Лучше не спрашивайте!
Четверка толстяков наносила разминочные удары у метки, когда появился Вилли. Они уставились на него с удивлением, вскоре сменившимся тревогой.
— Доброе утро, мэм! — обратился Вилли к Модести, касаясь рукой своего головного убора. Он говорил с интонациями старого военного служаки.
— Доброе утро, майор, — отозвалась Модести, и в ее голосе появились вульгарные интонации. — Ну, а как поживает наша маленькая женщина?
— Это просто какой-то ужас. — Вилли подозрительно покосился на четверых у метки, словно они могли подслушать что-то крайне важное. — У нее прямо какая-то мания. Насчет того, чтобы переплыть Ла-Манш. — Он замолчал, ожидая, когда первый из четырех джентльменов обратит внимание на свой мяч и нанесет удар. Удар оказался прескверным.
— Слышала, — кивнула Модести. — Бутончик мне об этом рассказывал.
— Нахальный щенок! — отозвался Вилли. — Это все он ее накручивает.
— Вернее, тренирует? На днях я видела их с жестянкой какого-то жира, которым они себя обмазывают.
В возникшем молчании второй толстяк запустил свой мяч в «бурьян».
— Кто кого обмазывал? — насупился еще сильнее Вилли.
— Те, кто переплывает Ла-Манш. Чтобы не замерзнуть.
— А! — буркнул Вилли и погрузился в мрачные раздумья. Тем временем третий мастер гольфа нанес совсем уже жалкий Удар.
— Но вообще-то на ней никакого жира я не заметил, — буркнул Вилли. — Сдается мне, она еще и в воду-то не входила.
— Не входила в воду?
— Нет. Бутончик проводит с ней занятия на суше. Каждый Божий день. В спальне наверху.
— Наверно, он хочет, чтобы она наладила дыхание?
Таррант сделал несколько шагов в сторону, делая вид, что отрабатывает удар. Диалог, от которого сильно попахивало дурдомом, продолжался, пока к мячу не приступил четвертый джентльмен. Дважды он уже заносил клюшку и дважды ее опускал. Наконец он ударил. Мяч улетел на шестьдесят ярдов, а куски дерна разлетелись ярда на три.
Четверка в гробовом молчании удалилась.
Таррант вытер лоб ладонью и сказал:
— Простите, но у меня нет сил соответствовать. |