— Э… понятно, — промычал он, глядя на кончик сигары. — Просто я подумал, что если кто-то решил заручиться помощью самых лихих мастеров ратного дела, то не исключено, что и ваши имена могли всплыть в их списках…

— Они вербуют разное отребье, а не элиту, сэр Джи, — вежливо поправил его Вилли.

— Это вопрос точки зрения. Я не обсуждаю моральные качества… Просто те, кто вложил деньги в это предприятие, явно не прочь нанять самых опытных, самых хладнокровных профессионалов.

— Может, мы и значимся в каких-то там списках, — отозвалась Модести, — но это ни о чем не говорит. Я никогда не выставлялась на продажу и Вилли тоже — с тех пор как стал работать со мной. А это случилось давно… — Она посмотрела на Тарранта с легким недоумением. — К нам никто не обращался, если вас интересует это… И вряд ли кто-то обратится. Мы, так сказать, птицы другого полета.

— Знаю. — Таррант грустно посмотрел на натюрморт Брака на стене напротив. — Я, право, не могу себе представить, чтобы вы оказались в тех кругах, где бы вам могли сделать такое предложение, и вам совершенно ни к чему прилагать к тому особые усилия… Какой прекрасный Брак!..

Модести промолчала. В комнате стояла тишина, которую нарушало тиканье больших французских часов.

Модести затушила сигарету, устроилась в углу честерфилда, закинув руки за голову. Глаза ее были открыты, но она смотрела невидящим взглядом в какую-то удаленную точку. С истинным, но лишенным каких-либо признаков сексуального влечения удовольствием Таррант любовался очертаниями ее грудей под шелком блузки.

У нее было великолепное тело. Тарранту случилось однажды его увидеть. Внезапно в его памяти замелькали картины прошлого.

Квартира-мастерская художника в Каннах… Нож, пущенный рукой Вилли, просвистел через комнату и вонзился в предплечье бандита… Модести, лежавшая на кушетке со связанными за спиной руками, произнесла одно-единственное слово, помешавшее Вилли метнуть второй нож и отправить бандита к праотцам. Затем Вилли подошел к ней, приподнял, и разрезанный сзади халат упал, обнажив ее до пояса.

Эти эпизоды запечатлелись в памяти Тарранта в цвете, и за это он был весьма благодарен своему сознанию, поскольку, как правило, картины прошлого он помнил лишь в черно-белой гамме. Кроме того, он был также благодарен судьбе или себе, что эпизоды с участием Модести рождали в нем чисто платонические чувства. Вот и сейчас он получал лишь эстетическое удовольствие от игры света и тени на ее лице, от изгибов и выпуклостей ее фигуры.

Вилли Гарвин слегка постучал пальцем по колену Тарранта и поманил к большой стеклянной двери у окна, что вела на террасу. Таррант последовал за Вилли. Тот закурил сигарету и, опершись о каменный парапет, стал разглядывать вечерний Лондон.

— Что происходит? — кротко осведомился Таррант.

— Вы хитрый старый негодяй, сэр Джи, — ухмыльнулся в ответ Вилли Гарвин.

— Уж не знаю, отвечаю ли я всем трех характеристикам сразу, — отозвался Таррант. — Но вы так и не ответили на мой вопрос, Вилли.

— Она работает мозгами, — сказал Вилли. — Запустила их на полные обороты. Такое я видел всего четыре раза. Вы ухитрились нажать какую-то потайную кнопку…

Таррант сделал глубокий вдох и начал считать звезды в созвездии Ориона. С удовольствием отметив, что все они на месте, он перевел взгляд на Вилли. И он, и Модести обладали удивительным даром достойно молчать в обществе, и это свойство доставляло Тарранту особое удовольствие.

Тут его вдруг осенило, и он спросил:

— Как вы полагаете, ваше участие в операции против Габриэля не повредило вам в отношении ваших контактов?

— Нет, — помотал головой Вилли.