У меня еще вертелось в голове, что «фильма я совсем не помню», а в жилах моих начала свертываться кровь. Как мы ехали, ничего не помню. Нахалы сели прямо напротив меня и ну сверлить меня взглядами. Веснушчатый еще иной раз отводил глаза, а тот, другой, — ни на миг! Я встала, оглянулась — не увижу ли кого знакомого. Да всего-то нас в вагоне ехало человек десять, и хоть бы одно знакомое лицо!

Ехали мы без конца. Я смотрела в окошко, но ничего не видела. Вдруг ребята встали и вышли на площадку. Ну да, мы подъезжали к нашей остановке! Значит, запомнили тогда, где выходить! Рано радуетесь! Отец железно ждет меня на остановке, если уже не зашел за мной в школу.

Они спрыгнули еще на ходу, Я за ними. Кроме нас, ни души. И отца не видно!

Парни направились к нашему дому. Теперь все пошло наоборот — совсем не как в песенке. «Молодцы» шагали впереди, а я сзади еле ноги волочила. Мне, знаете ли, было не до шуток! Я уже начала надеяться, что они, может быть, все-таки живут где-то здесь и невинно идут домой, как вдруг они остановились, и я прямо налетела на них. Сердце у меня чуть не выскочило, и я пальцем не могла шевельнуть.

— Приветик, — сказал веснушчатый. — Разреши представить тебе моего товарища.

А тот схватил меня за руку — за ту, в которой был портфель, — и сказал, что его зовут Имро. Фамилию я от страха не расслышала. Потом уже он представил мне веснушчатого, по имени Шанё. Его фамилию я тоже не разобрала. Веснушчатый все молол языком, потом я наконец опомнилась и брякнула:

— Что вы себе позволяете? Я вас вовсе не знаю!

И я бросилась бегом. По лестнице я пронеслась ракетой и зазвонила в дверь. Открыла мама.

— Где ты так долго? — встретила она меня. — Отец уже пошел искать тебя!

Вид у меня был, вероятно, ужасный, потому что мама испугалась.

— Оленька, ради бога, что с тобой?

— Ничего, мама, — только и успела я сказать, как на меня накатил такой приступ смеха, что похоже было, я свихнулась. Я потащила маму в комнату и, когда кончила ржать, все ей рассказала.

— Что ж… — подумав, сказала мама, — не очень-то они воспитаны, если заговорили с тобой на улице.

Это меня немножко задело.

— Хороша ты, мама, — сказала я, — что ты хочешь от пятнадцатилетних балбесов? Чтоб в башке у них были все правила хорошего тона?

Гм, значит, я все-таки расслышала, что говорил веснушчатый! Что они из девятого класса школы на Подъяворинской улице. Подъяворинская! Да это на другом конце света!

Потом еще в голове моей всплыло, что сказала я: «Что вы себе позволяете? Я вас вовсе не знаю!» Матушки! Лучше бы мне сквозь землю провалиться, так это было глупо…

За ужином я все дрожала, как бы мама не обмолвилась при бабушке. Но нет! Держалась она, правда, загадочно, но после ужина вместе со мной хохотала над моим приключением.

Мы даже телик забыли смотреть. Целый вечер я распевала: «Я иду по улице…», подмигивала маме за бабушкиной спиной.

8

Мы с Евой все мечтали о вечеринке, а теперь вдруг ей противно о ней и думать.