Он не нашел нужного приличного слова и выругался.

Снежанна поморщилась.

Саша редко при ней ругался, старался не оскорблять ее слух неприличными словами. Но когда в пылу словарный запас его скудел, это когда он долго и безостановочно принимался о чем-то рассуждать, то ему приходилось призывать на помощь и ненормативную лексику.

– Извини! – поспешно пробормотал он, поблагодарил за кофе, принимая из ее рук чашку, отхлебнул и снова принялся возмущаться: – Но разве можно называть хулиганством нападение на десятерых женщин – и это все в одном районе?!

– А как это нужно называть? – послушно отозвалась Снежанна, глотнула остывший кофе, поморщилась.

– Это уже конкретный маньяк!!! – выпалил Саша и с чувством смахнул газету на пол.

– Ну уж ты скажешь, – улыбнулась она. – Никого не убили, не изнасиловали, отбирали вроде телефоны и все…

– Не убили?! Не изнасиловали?! – перепуганно отшатнулся он. – А нужно, чтобы было так?! Снежик, ты меня поражаешь!!!

– Не нужно. Просто не надо сгущать краски. Женщины ничего толком не рассказывали. Не видели нападавшего. С головы их волос не упал. Какой маньяк, Саша?! Наверняка какой-нибудь бездомный пацан, который нашел рынок сбыта этих самых телефонов и теперь сшибает деньги, чтобы с голоду не подохнуть в подворотне!

Она вдруг закусила удила. Такое иногда случалось. И сладу тогда с ней не было. Могла из непонятного упрямства начать кричать, стучать кулаком по столу, топать ногами, рыдать. Саша затихал тогда и отступал куда-то в тень. Точно, точно в тень, потому что она его присутствие рядом с собой только угадывала. Потом начинал засыпать ее цветами и подарками, скулил, что он идиот и засранец. Что с такой красавицей, юной, умной, необыкновенной, нельзя так. А как именно можно, он пока не знает. Но он станет учиться – неотесанная грубая деревенщина, прибывшая в город откуда-то из сибирской глухомани.

И эта его покорность, граничащая с угодничеством, жутко ее совестила. Снежанна тоже начинала просить прощения, признавалась, что сама не знает, отчего так иногда себя ведет. А она и правда не знала.

– Да… Заелась ты, девочка, – увещевала ее коллега по работе и приятельница Катя Земцова. – Тебе бы моего старшенького! Вот кому попробуй стукни кулаком по столу!

Старшеньким она называла своего первого бывшего мужа, который колотил Катерину по поводу и без. И нос ей ломал, и ребра, а однажды едва не выбросил из окна третьего этажа. Спасибо, свекровь его остановила.

– А то ножками она топать вздумала! И из-за чего?! Из-за того, что расхождения у вас по вопросам социального неравенства вышли?! Ох, Жанка, дуришь ты, честное слово! Слушай… – Эту фразу, прочно засевшую Снежанне в голову, Катька впервые произнесла полгода назад и с тех пор неоднократно ее повторяла. – А может, ты просто не любишь его, а?

– Я?! – возмущенно округлила она глаза. – Я не люблю Сашку?!

– Да! Ты не любишь Сашку! – передразнила ее Катя Земцова. – Потому и дуришь, а иначе бы…

– Да как ты можешь такое говорить? – обиделась она тогда на приятельницу. – Я Саше всем, что имею, обязана! Если бы не он… Я не знаю, что со мной стало бы!

– Э-э-эх! – Катерина помотала головой в белоснежном колпаке, надвинутом на красиво оформленные стилистом брови. – Чувство благодарности и любовь – это не одно и то же. Ты сколько с ним вместе?

– Три года.

– Вот! А он тебя уже раздражает.